Три дня вне морга

Он как-то странно помер – слегка. Вроде что-то реальное случилось, и сердце вдруг остановилось, родня рыдала, частью потому что надо, другие без прикрас, и ум-за-разум в вечность полетел.

Но не долетел. Вернулся.
Очнулся – морг.

Осмотрелся. Кругом все молчаливые лежат, видать, о чем-то важном размышляют. Холода никто не ощущает, на жизнь больше жалоб нет, никто ни с кем не спорит, всех всё устраивает, все всем удовлетворены – тишь и благодать, холодновато только – морг.
Но если всем нормально и молчат, обязательно найдется исключение.

Свеженький трупик подумал, раз уж так странно òжил, значит, на этом грешном свете остались некие дела.

Он осторожно отделился от собственного тела со смертельно заниженной температурой, постоял, рассудил: негоже вот так без одежды в общество являться. Ведь там люди, или?..
– Ты куда собрался? – спросили его на своем астральном другие замертво лежащие поверх кушеток.
– Прогуляться захотелось, – ответил интеллигентный трупик.
– А когда тебя… того?
– Через три дня.
– Долго что-то.
– Так вышло.
– А меня завтра.
– Может, вместе?
– Нет, лучше отдохну чуток. Столько лет пахал как вол, а им все мало было. Устал я.
– Много работал?
– С четверть века служил, после почти столько же вкалывал не разгибая спины, а когда почти весь дух испустил, семейство сторожем на стоянку оформило. Так и доконали, на ладан подышал и вот… Устал. Да и пил я хорошо.
– Ладно, отдыхай. Может, есть желающие со мной? – поинтересовался трупик у остальных.
– Нет.
– Спасибо, насмотрелись мы на этот мир, достаточно.
– Уверены, что тот лучше?
– Увидим.
– Хорошо. Я скоро вернусь. А он пусть здесь пока полежит, – сказал трупик, указывая на собственное остывшее тело поверх каталки.
– Пущай лежит, не жалко. Давай, удачи!

Вполне себе симпатичный трупик с соответствующим мертвецким оттенком лица, стеклянными неподвижными глазными яблоками, с пугающе поблескивающей глубокой залысиной покинул холодильное отделение морга и вышел в коридор.

Время к полуночи.

Дежурный за столиком, заботливо застланным газеткой третьей свежести, распивал бутылку водки, зажевывал ее бутербродом.
Завидев вальяжно прогуливающегося клиента, дежурный жевать перестал, присмотрелся – труп. Идет. И прямо на него.

В испуге он старался не проглотить теперь собственные сильно выпученные от ужаса глаза. Замер, перевел хмельной взор на бутылку, затем снова на трупик. И то, и другое вроде бы реальность, но где-то подвох: или в водке, или это всего лишь виденье.
– Тебе чего? – едва смог выдавить дежурный в замаранном халате, желая подняться, но ноги стали ватными, руки дрожали. – Ох черт, надо срочно выпить, авось пройдет!

Перезвон горлышка бутылки о стакан, затем подобный о зубы, и жидкость проникла внутрь проспиртованной глотки, после чего дежурный постарался получше проморгаться, долго тер краснющие глаза.

Медленно и поочередно он их открывал в надежде, что жуткий призрак – это не реальность. Ко всем лешим и чертям он завтра же уволится с такого вредного для здоровья места статской службы.

Но это был не призрак и не виденье. Трупик стоял возле стола, освещаемый единственной настольной пожелтевшей лампой, отчего одна часть его, так сказать, «тела», средняя, подсвечивалась лучше, верхняя и нижняя – едва. Но вот контуры его светились слабо-синевато, но заметно.
– Я бы желал немного прогуляться, – произнес трупик, и ему давался человеческий язык. Только тембр ледяным конденсатом обрамлялся.
– Про… прогу-ляться?.. – мандражировал дежурный, не выпуская из одной руки бутылку, из другой пустой стакан.
– Да. Свежим воздухом подышать.
– О-очень хо-ро-шая идея. Свежим воздухом. Полезно. Для здоровья.
– Правильно. Найди мне одежду. Пожалуйста.
– Одежду?
– Да, одежду.
– Хо-ро-шо.

Видавший жизнь дежурный смог взять себя в руки, поднялся, пригладил обильные усы и снарядил трупика штанами от вчерашнего покойника, рубашкой от сегодняшнего, ботинками вообще не пойми чьими, бело-сероватый халат отдал ему свой. Затем прислонился к холодной стене, не ощущая сил и послушности в ногах.
– Я пойду, – сказал трупик.
– Ко-неч-но… с… с богом.
– Спасибо. Надеюсь, примет.
– А… ты надолго?
– Дня на два-три.
– А как же?..
– Через три дня. Пока у меня небольшой отпуск.
– Отпуск. Небольшой. Понимаю.

Трупик отправился вдоль длинного темного коридора в сторону выхода, дежурный созерцал его путь, не переставая постоянно моргать.
– О… а… а как же он выйдет? Надо бы ему двери отворить, но я… я боюсь приближаться, да и ноги совсем не мои.

Зато руки до сей поры слушались. Продолжая мандражировать, он дотянулся до бутылки и стакана, с некоторыми потерями наполнил его наполовину.
– О бог ты мой, говорила жена, а я, дурак, не верил. Нет, это не работа!

Махом опустошив стакан, дежурный с опаской посмотрел в сторону выхода, куда ему бы нужно пойти, дабы отпереть решетчатые двери, железные еще не на запорах.

Но идти никуда не пришлось. Трупик начал просачиваться сквозь решетки, у него лишь одежда застревала. Он снял ее, ботинки, проскользнул сквозь клетки, затем просунул за собой шмотье. Одевшись вновь, исчез в ночи.
– Надо же, какой сообразительный человек, – молвил дежурный, бесперебойно шевеля усами, после чего все же медленно сполз вниз по стеночке и через пару секунд рухнул без чувств.

Первыми, кого встретил поздним часом трупик на свободе, оказались шумные забулдыги на лавочке в полузаброшенном дворе.
– О, мужик, идь сюда! Давай, не тормози!

Тот приблизился.

– Ого, чего это с тобой? Смотрите, народ, одет он как-то странно. Рубашка застегнута не на те пуговицы. Ё-о, а халатик и штанишки вообще наизнанку!
– Да и ботиночки у него на три размера больше.
– Точно. Мужик, ты откуда взялся? С дурки, что ли?

Но ответ последовал снизу из-за спины.
– Ты мою родину не обижай! – раздался в соплю пьяный глас народного гнева.
– Чаво?! Ты мне, штоль?

И двое сцепились на патриотической почве, изрядно повалялись в грязи, побили друг дружку по мордам, после выяснили, что одному из них показалось: Дудки или еще какие Дудоки – это село где-то на окраине бескрайней, в котором буян-забулдыга когда-то невзначай ошибочно родился.

Трупик смотрел на них и не понимал предмета их ссоры, которая вскоре закончилась миром и продолжением распития.
– Держи стакан!

Он осторожно принял пластик в кисть, и тот не выпал. Мягкая посудинка будто прилипла к пальцам, которые без проблем могли пройти и сквозь.

– Пей, чего стоишь-то? Давай, за победу!
– За какую? – наконец спросил трупик тембром, который трезвого человека сильно б озадачил.
– Сегодня не та дата, мы не путаем. За мою. Над ним. Я ж его завалил!
– Это кто кого еще завалил?! – отозвался «я-ж-его», стараясь оторваться от магнитирующей загаженной лавочки. – А ну-к, идь сюда, вражья сволота!
– Давай, мужик, быстро вмажем, и я ему еще поддам! Вперед. За нас!

Трупик держал стакан, алко-хронь заглотил зелье, с размаху впечатал посудину в лужу, затем без промедлений с воинственными воплями бросился на врага.
– О-о… как у них все интересно-то, – произнес трупик, выбрасывая свою порцию спиртного и покидая место знатной брани.

– Эй, хорош мочить-то друг друга, чай не в сортире! Слышь, бараны?! – завопил очередной из хрони, тыкая кривым перстом в сторону школьного забора поодаль.
– Чего тебе? Я его опять сделал! Лежать, шкура! Сдавайся, предатель!
– Ни… ни за… за что… ни-ни!
– Ну тогда еще получи. На! На тебе! На!

– Смотрите, идиоты!
– Куды?
– Туды! Вишь?
– Чаво?
– Та-во! Вон, гхля-ди!
– Шо гхляди-то? Тьма и фонари!
– Забор!
– И чаво забор? Пойди повесься, коли хошь!
– Да вон туды зенки-то направь, осел!
– Ты мне за козла!.. О!.. А чего это он?
– Вот и я того! Гхляди-ка, догхола размандырился, про… про-со-чился, как хрен по маслу, прямо через прутья! Ё-о…
– М-да, а теперь одёжку забирает.
Вмешался третий, также не веривший своим пьяным зенкам.
– Мужики, он одевается.
– А як ж, культурный человек.

Замычал четвертый и последний, кто дважды был повержен:
– Народ, а мы тут все не того, а?
– Того-того. Разливай!
– Не могу.
– Че так?
– Руки не слушаются. В глазах страх чудится.
– Срочно пьем!
– Почему срочно?
– Потому что по трезву еще хуже все мерещится. Таковы реали, Горбача забыли? Наливай!

Дальше в ночных похождениях у трупика случилась встреча с жандармами. Те кого-то мяли, шмонали, унижали.
– Тебе чего?! – спросил жàндар-один. – Проходи давай!
– Нет, стой! – воспрепятствовал жандар-два. – Ты откуда такой?
– Из морга, – честно признался трупик.

Реакция жàндаров в любых случаях многообразием не отличается, и в этом не исключение. Они решились на задержание.

Но случился казус. Когда первый схватил трупика за локоть, то не понял, почему он ощущает только промявшуюся ткань и ничего более.

Второй хотел отважно заломать подозреваемому в измене руки и надеть кандалы. Но тоже не вышло. Заломал лишь рукава, а рук вроде как и нема.

За дело взялся третий жàндар и принялся орудовать дубинкой, стараясь угодить наглецу по голове. Угодил и не единожды, но грозное дубьё удивительным образом прошло сквозь и изрядно помяло ворот халата и рубашки.
– Стреляй в него!
– Нет, сначала в воздух! Предупредительный!
– Стоять! На землю! На землю, я сказал! Руки за спину, ноги шире!
«Зачем им мои ноги?» – не понимал трупик.

Они громко командовали, настолько громко, будто команды предназначались для целой армии, но трупик вдруг впервые в своем новом амплуа засмеялся. И смех его вышел настолько странным, неестественным, и одновременно такой жутью исказилось лицо, что хранители бардака замерли на месте, застыли, слегка подсев и приразинув роты, о нет, рты!

– Какие же вы нехорошие люди, – сказал трупик, прекратив смеяться и напустив на место, где у него лицо, серьезность инопланетного чудища, – вас требуется наказать.

Он взялся за дубьё, дубьё хотели не отдавать, но оно с необычайной легкостью было изъято из вредоносного оборота. Жàндары два и три одновременно замахнулись своими дубинами, но вновь первая палка прошла сквозь голову, словно та световая, а вторая оказалась остановленной.

Трупик перехватил запястье бьющего, меж делом то хрустнуло, и отобранным дубьём хорошо приложился к глупой голове нарушителя порядка и общественной нравственности.

По исходу короткого столкновения оборотни при погонах были нейтрализованы.
– Звони, – приказал трупик.
– Куда?
– Тебе лучше знать.
– Понял, – отвечал главный нарушитель, бочком примостившись на водительском сиденье авто, его ноги на асфальте, ребра чуток всмятку. – Алле, дежурка? Это мы! Мы хотим признаться! … нет, не пьяные! … Признаться хотим! … Да, напишем… покаянку! Мы желаем покаяться! … Готовы понести!.. Пришлите, пожалуйста, наряд, мы предатели народа, нас нужно задержать. Срочно! … Адрес? … Планета… вроде бы наша, но не уверен. … Да-да, точно наряд, не нужно скорую! … Спасибо, ждем!

– Не передумаете? – на всякий случай поинтересовался трупик.

Жàндары замотали головами, дескать, ни в коем случае, честное человеческое.
– Молодцы, – сказал странный пришелец и зашагал прочь, не обращая внимания, как те, кого до его появления месили, теперь разбегались, засняв что удалось на частично разбитый смартфон.
– Странно все. И как я тут раньше жил? А куда теперь? Надо что-нибудь припомнить.

В припоминании деталей земной жизни трупик не заметил, что дело уже близилось к вечеру следующего дня.

Утро и весь последующий день он пролежал где-то под трубами заброшенной подсобки, не обращая внимания, как сквозь него спокойно проникали тараканчики и прочие мирно ползающие и бегающие существа, а когда начало смеркаться, поднялся и продолжил бесцельное путешествие.

И снова время за полночь, ему повстречались девушки: бодренькие, своеобразной манеры поведения, а если конкретней, то попросту проститутки – как-то грубовато вышло к представительницам далеко не самой порочной профессии, а, возможно, и вовсе не порочной – смотря с чем-кем сравнивать.

Дамы покосились в сторону странно смещающегося трупика, хихикнули, дескать, мужчинка не в себе, не выдержали и поманили. А когда тот подошел, они моментально проглотили языки – и на человека вроде бы похож, но стопроцентно человеком ночной призрак не являлся.

Теперь он стоял перед ними, молчал и смотрел. В конце концов девушки не выдержали и бросились прочь с визгами и возгласами.

– Что это было, фу-ух?.. – рухнула первая на лавочку на соседней улице.
– Не знаю, – приземлилась вторая едва ли не мимо лавочки.
– Маньяк, наверное.
– Ужас, девчонки! Я больше на ту точку не выйду.

«Хорошие девочки, – подумал трупик, – никого не обижают, никому не грубят. Пугаются только всего, бедняжки».

Близилось к утру, и в его своеобразной памяти, наконец, начали воскресать кое-какие детали недавних событий, всплыли лица, адреса. Пора бы навестить.

– Давай, помянем нашего друга.
– Помянем. Земля ему…
– Вот похороним на днях, надо будет…

Друзья трупика распивали водку, ведь помин – это очередной хороший повод для распития. Дверь их квартиры на замки была не заперта, изнутри наброшена цепочка.

Трупик осторожно ее приоткрыл, и узкой щели оказалось достаточно для проникновения.

Он аккуратно пристроился в дверном кухонном проеме и принялся наблюдать, как его здесь поминают.
– Короче, я думаю так, у него ведь две хаты, дача, тачка дорогая, счета…
– Ну и?..
– Мы денег ему занимали?
– Давно это было, когда он только начинал подниматься. Да и отдал он все тоже давно.
– А кто об этом знает? Расписочки имеются?
– Не, нехорошо.
– Что значит нехорошо? Они ему там уже не пригодятся.
– Кто?
– Что! Хаты, деньги. А нам тут никак не помешают.
– Так у него ж семья вообще-то. Помянем?
– Давай. Земля ему!..
– Пухом… Продолжай.
– Ага, во… Им что, мало досталось, я не пойму? Нет, друг, ты реально тормозишь? Смотри, он бизнес делал, неплохо делал. Их всех во как обеспечил. А мы?
– А что мы?
– Друзья-то как? Вот так вот – взял и бросил в беде?
– В какой беде?
– Кредиты, ипотека!
– И почему бросил? Он того, вообще-то. И даже не стариком, заметь. Помянем?
– Давай. Царство… Ох!
– Земля помягче ему!
– Помягче! Ух!.. Работы нет, денег нет, ничего нет! А у него все есть.
– Кроме жизни.
– Ну, это уже детали. Разливай. Помянем.
– Земля…
– Царство… Ох!

Трупик наблюдал, слушал, ждал, согласится ли первый со вторым или второй с наглым, не суть, какими номерами таких друзей обозначить.
Согласился.

– Ты знаешь, прав ты. Только как-то выглядит это все… с нашей стороны.
– Главное, правильно обставить, нужные слова подобрать. Помянем?
– Ага. Земля ему…
– И царство! Короче, где второй флакон?
– Вот. Откупорить?
– А як же ж?
– Помянем!
– Да-да, всего ему, жаль, мужик что надо был. Земля…
– И царство.

Трупик не выдержал и в момент предельной тишины, когда те даже дыхание остановили, заглотив ядреную, спокойным тоном поинтересовался:
– Что ж вы столько пьете?

Первый так и замер, держа полусжатый кулак возле рта, стараясь не быстро выдыхать.
Второй обмяк и обомлел с наполовину засунутым в рот огурцом.
Оба теперь боялись пошевелиться и сместить пьяные зрачки в сторону, откуда до них донесся жутковатый глас.
– Ты тоже слышал?
– Д-да…
– И я… Шо-эт-б-ло?
– Ни… не… не знаю.
– Водка?
– Ага.
– Наливай. Помянем. Только осторожно лей.

Поднесли они рюмки ко рту, как:
– Зачем же вы столько пьете?

Сначала попадали рюмки, так и не доставив зелье до дырок назначения, затем рухнул первый из в стельку пьяных друзей.
Второй смог удержаться, смотрел на трупика выпученными глазами.
– Совесть есть? – спросил гость. – Или пропили?
– Е-есть… не… не будем. Ты?.. Это… как?
– Нормально.
– Хорошо. Есть… есть хочешь? Или?..
– Мне больше еда не нужна.
– А выпить?
– Тоже.
– А что это за одежда у тебя такая? И босиком.
– За дверью ботинки остались, не пролезли, велики. А это халат. Такой дали.
– А там что, еще и халаты выдают?
– Да.
– Нормально там?
– Не очень праздничная обстановка.
– А рай видел?
– В морге? Нет там рая.
– Ад?..
– Тоже нет. Ладно, пойду я.

Разочарованный такими друзьями трупик развернулся и мгновения спустя просочился сквозь дверь.
Теперь в обморок рухнул и второй его земной приятель.

Утром друзья проснутся и станут долго гадать, почудилось им или?..
– Обоим одинаково ведь не могло, а?
– Не могло.
– Надо в церковь сходить.
– Сначала в магазин. Башка, черт!..
– Правильно, идем в магазин, пока жены не объявились.

Итак, наступил третий день. Трупику стало жаль семью, которую решили изрядно обобрать, и он отправился ее спасать или хотя бы предупредить, что его земные друзья вовсе не друзья, а рвачи и наглецы.

Но если рвачи охотились за немногим, то семейство вело боевые действия с ближайшими родственниками о разделе всего имущества. Стояли ругань, ор и брань – на кону было что делить.
– А не много ли тебе досталось, дорогуша? Я его сестра, между прочим!
– Ты жена его брата, а не сестра! – резко парировала вдова, обрамляя каскадом ярых выражений.
– А это не важно!
– И брат его тоже еле дышит, совсем мужика извела!
– Ой, можно подумать, ты не довела? Вон, прямо до могилы! Или скажешь, я не знаю, как ты его когда-то женила на себе, подстилка подзаборная?
– А ну пошла вон отсюда, стерва первосортная! Ишь, нашлась здесь праведница чертова! Вон, пока я тебя не прибила!

«Боже ж мой, – подумал трупик, со стороны наблюдая сию изумительную картину родимого семейства, – а я-то думал, только водка во всем виновата. А они и без водки могут. Хорошо, дочь отсюда подальше отправил».

Баталии тем временем продолжались, ни одна из сторон сдаваться не спешила. В ход шли аргументы реальные и вымышленные, оскорбления, обиды, слезы, крики. А вскоре полетело все, что под руки попадалось: утюг, благо мимо цели, баллончики и спреи, веник и совок, посуда, табурет.

Но вдруг разом все замолкло, обмерло, застыло.

Трупик прошел через центр жилища, осмотрелся, прилег на хорошо знакомую кровать в смежной комнате-спальне, задумался о тяготах земных.

Такого напряжения не выдержало даже электричество. Громко и ярко чпокнула лампочка в люстре, осыпая осколками пол, и сразу после – темнота.

В следующее мгновение тишину разразил неистовый женский вопль в исполнении женушки братца.

«О боже, – подумал трупик, – ну нигде покоя нет. Наверно, пора обратно, туда, где не орут».

И начал подниматься, пока родственнички один за другим потихоньку падали на подкошенных ногах.

Когда он выходил сквозь дверную щель, сию картину запечатлела лишь вдова, пребывавшая в полуобморочном состоянии, в то время как все остальные – в абсолютном.

Он медленно брел по улицам, грустный, расстроенный. Не думал трупик, что жизнь такая, не замечал он ее раньше таковой в повседневной спешке-суете. А она, оказывается, именно такая. Завтра они все явятся на церемонию прощания, примутся рыдать, падать в обмороки – в этом творчестве они большие мастера, глотать пилюли, кричать знакомые фразы: «И на кого ж ты нас оставил?!», но забудут добавить сердечное-извечное: «Сволочь ты эдакая, кто ж теперь оплачивать все станет?», а после отправятся пить водку – помином у них это зовется.

А он бы, трупик, завтра только несколько человек видеть пожелал, но припрется ведь вся страдальческая родня, платочками зенки утрут, за поминальным столом, да с рюмками перед глотками, промолвят правильные речи, а опосля продолжат бои и дележ, затяжные бои, до судов и пересудов. И так до следующего… трупика.

Возвернулся он в морг, постучал в зарешеченные двери. Дежурный отворил, и это был тот самый дежурный, и он, как ни странно, уже ничему не дивился.
– О, это ты, – спокойно произнес хозяин ночного холодильника для хранения просроченного чело-мяса.
– Да, я.
– Проходи. Постой, ключи на столе оставил.
– Не надо, я так.

Грустный бродяга просочился сквозь решетку.
– Выпьешь со мной? – предложил дежурный.
– Обязательно? – спросил трупик.
– Для меня обязательно. Не могу на эту жизнь смотреть на трезвый глаз.
– С тобой выпью.
– Со мной?
– С другими не хочу.

Хмурый мужик подал стакан, налил водки.
– Ну, давай, за твое зд!.. О Ну… как бы это выразиться? Земля – это завтра, а сегодня тогда за что?

Как ни пытался трупик глотнуть зелье, не получалось, жидкость проходила сквозь его тело, лишь окропляя и вымачивая халат и рубашку.
– Даже выпить не могу.
– М-да, дела, – сказал дежурный.
– Хорошо тебе, когда пьешь?
– Знаешь, я так тебе скажу: именно хорошо пьющие люди имеют очень трезвый взгляд на жизнь.
Трупик не стал осмысливать мудреное выражение поддатого дежурного, вздохнул:
– Ладно, пойду-ка полежу, устал что-то.
– Ступай. Ты туда, к своим в холодильник, али, хошь, здесь приляг?
– Лучше туда, уборщица зайдет, помрет еще от страха.
– Не велика разница.
Трупик не понял, обернулся.
– Не знаю, как другие, я уже живых от мертвых не отличаю. Вот выпью – вроде оживают, а как протрезвею – сплошной морг вокруг.

Призрак пожал видимостью плеч и отправился к своим.

– Ну как там? – интересовались остальные уже на их астральном языке.
– Хуже, чем раньше, – отвечал он, отыскивая свое холодное тело и присаживаясь рядом, не спеша сразу сливаться воедино.

Наступило утро. Возле морга собрались родственнички и друзья. Но многих недоставало, кто-то остался лежать дома с замотанной головой, охая-ахая, у других мировые проблемы, и им сейчас ни до чего.

Началась торжественная церемония, но, как всегда, что-то где-то пошло не так: те еще не подъехали, тут машина сломалась, а некто, наглецы извне, вообще вне очереди полезли.
Родственнички трупика принялись возмущаться, куда, мол, без очереди на кладбище, негодяи? И снова завязалась потасовка-перебранка.

Лежит себе трупик один-одинешенек в деревянной открытой коробке чуть ли не посреди улицы, и никому до него сейчас нет дела. Вроде бы и принарядили его по-праздничному, и цветами привалили, но нет, опять им некогда – разборки, наорать и накостылять кому-нибудь за дело или без.

Повернул он голову в одну сторону – присмотрелся.

Не совсем голову, точнее сказать, она у него раздвоилась: холодная оставалась на месте, аналогичная, но видимая, пришла в движение.

Затем в другую. Стоит перед ним один лишь ночной дежурный, то ли пьян, может, еще нет, шевелит усами.
– Я вот… халатик тебе свой оставлю. Вдруг зябко там станет. Он старенький, не очень чист, но душой не замаран, согреть может.

Трупик с благодарностью смотрел.
– Пойду я, а то ведь ненароком меня в дурку отправят, не поверят ведь. Хороший ты… не знаю, кто ты, но хороший. Бывай, свидимся.

Уходя, пробормотал:
«Больше сюда не приду. Права жена – это не работа. Вместо премии всеобщая дурка меня в локальную еще отправит. Во как выразился. Надо выпить».

Трупик снова смотрит туда, где баталия в разгаре:
– У нас по времени во столько!
– Не ори мне тут! Мы от Фомича!
– Да мне хоть от Вольфрамыча или Вольфыча! Не пройдете, гады! Сначала мы! Наш покойник первый!

«Не интересно», – подумал трупик, продолжая лежать в коробке, и обернул голову в иную сторону, туда, где дорога.

Смотрит – недалече идут-шагают бравые мòлодцы. Все в черном, странно экипированы, ну прямо инопланетные киборги какие-то. А на головах некий кухòнный инвентарь.

«И куда это они? – не понимал трупик, реально удивляясь. – Кто такие? Раньше я их не примечал, все занят был. По чью, интересно, они душу? И как их много. Один отряд, железная коробка на колесах, другой, целая армия. Тревожно как-то. Не орут и не скандалят – не наши это люди».

И такое любопытство его охватило всецело, что не выдержал и начал отчленяться от холодного тела, покидая пока еще не заколоченный коробок в никому не нужных цветах.

Сердился трупик, вылезая, серчал реально.

Стоит затем он возле себя лежащего, хлопает по плечу, дескать, ты, давай, езжай на покой, а мне совсем неспокойно стало, видать, рано – вишь чаво в округе-то творится, неймется черни разной.
– Одежку только кое-какую заберу и халатик. Не волнуйся, вот этой накидкой прикрою, – сказал он своему телу, покидая.

В это время народец закончил свое излюбленное занятие – воевать везде, где не надо, начал оборачиваться, припомнив, что у них вообще-то мероприятие, пора рыдать, а после все за стол с убранством-бутылями.

Сестра брата жены или жены брат брата – леший голову сломит в их семей-рангах, – которая извечная дебоширка, захватчица и скандалистка, первая увидела невероятное раздвоение телесной личности. Она перевела прищур на коробок с цветами – лежит себе спокойненько один, но чуть поодаль – он же!
– О бог ты мой, смотрите, уходит! А-а-а!!.
– Да что это опять с ней? Нашатырь! Скорую! … О-о!! И я вижу!
И бах первые две в обморок.

– Батюшки, батюшки!
Кричали кто как мог.
– Давай, батюшку сюда быстрее!
– Говорит, О-плата не прошла, О-плата! Сейчас налом подадут, сейчас!
– А-а-а!! Гхлядите, он уходит!
– А тот лежит!
– Попа сюда, пусть начинает!
– Бежит-бежит!
– А-а-а!!.

«Надеюсь, они тебя сегодня довезут до места, – бормотал трупик в адрес своего оставленного тела, удаляясь. – Ты держись, приятель, это ж люди. Мне бы выяснить, кто те такие. А после возвернусь».

Взрослая его дочь, буквально утром прилетевшая из-за океана межконтинентальных разногласий, только что выбежавшая из такси, стояла сама не своя, поражалась, как же все странно выглядит. Неужели и раньше в ее счастливом детстве творилось подобное?

Она подошла к открытой коробке, опустила глаза вниз, затем вновь присмотрелась вдаль, едва уже отличая контуры отца.

«Папа, но почему ты уходишь?» – ручьями текли ее мысли и слезы.

К ней подошла мать, прижалась, они обе смотрели вдаль. Дочь спросила, держится ли мама, ведь после тяжелой операции еще не много времени прошло, и та кивнула.

Возле них оказался двоюродный дядька, у которого недавно удалили почку, но это не остановило его от жадности и желания хапать все, что можно сцапать. Стареющий мужичонка обнял плачущих женщин и устремил взгляд в едином с ними направлении.

Подошел еще один-одна, прижалась к своим.

Вскоре почти все родственники, и даже те два друга с тяжким от похмелья состоянием, стояли вместе, позабыв о разногласиях, думая об одном и том же, рыдая одинаково горько, от страха и озноба вжимаясь друг в друга, только теперь осознавая, как же близки они, какие все родные.
– Папа, прости нас… – шептали губы дочери.
И рухнула поверх холодного тела.

. . .

Минули три дня вне морга, но никак не заканчивались темные времена вне разума. Уже дымилось там, тлело здесь, не угасало во многих местах людских обиталищ.

Событийность еще не близилась к финалу.

. . .

Бравжàны возвертались по норам, довольные жарким сегодняшним днем.

– А круто ты ему вломил! – хорохорился один из космических слизней. – Хорошие нам дубинки выдали, новая модель, в руке как влитая лежит! Эх, по кому б еще приложиться?
– Пусть знают, с кем дело имеют! Ишь, демократии они захотели. Мы им покажем!.. Ты чего?
– Так, подумал, надо бы бизнес замутить. Или отжать у кого.
– А не рано? Служба.
– Так мне ж на пенсию скоро. В самый раз – и сорока еще нет, и свобода. Делай чего хочешь. Нам можно все, мы вне… мы выше… ну ты понял, о чем я.

Но неожиданно черная кучка-гурьба замерла на месте, обернулись, похватались за рукояти детских забав. Нет, им не показался жутковатый голос в темноте.
– А дотянешь до пенсии-то?
– Ты кто?!.
– Кто такой?!. Руки!.. На землю, я сказал!!

– О-о…

Грозно орали бравжаны, приняв боевые стойки в замахах, только броне-застекленные глазенки носились по углам и горизонтам.

Угроз последовало не мало, но еще меньше вышло толку от угроз.

Смешно и неуклюже вскоре выглядели смельчаки, а уже поутру царапали казенные бумажки, дышали перегаром на чернильный шарик авторучек.

. . .

Дымилась земля, разгоралась отчизна, надеждой обрамлялись рассветы, но еще краснотой заходили закаты.

. . .

Он возвращался.

. . .

Время – поздний час.

Большой начальник с гнилой душонкой давал важнецкие ЦУ заму-голубку, сидящему рядом на краешке второго пассажирского кресла. Впереди места занимали водитель-хранитель и просто тело-профи-хранитель.

– Семен, и чтоб на этот раз все ровно вышло!
Тот кивал почти челом о пол.
– Головой отвечаешь! И как вы могли упустить этих сопливых студентов? Ох, сволота какая!
– Но… я…
– Найти и взять!
– Най-дем… из-под земли дост-доста-нем… даже не…
– Все имеете, дармоеды: технику, оружие, полномочия! Эх, я бы вас… но сначала их! Всех! К ногтю! Вот так их давить, вот прямо так, гадов! Сопли! Сосунки!

Доставив начальственную душонку к роскошному особняку, тело-профи-хранитель побежал откупоривать ей дверь. Но когда начальствующий бес-босс обернул кубышку, приготовившись к выгрузке ста с лишним сального кило, обомлел, завидев сквозь бронированное стекло призрак-приведение.
– Это кто?! – завопил он. – Как мог?! Где оцепление?!

Но вскоре гам-шум утих. Совсем.

. . .

Он возвращался. К своим.

. . .

Возможно, это только слухи, а может быть, и нет – никто не знает. Но согласно молве, волной бежавшей поверх сражающихся масс, в разных высоких кабинетах поселился призрак, как страшный сон, подобно жуткому видению.

– Красотуля, кофе мне! И коньячок! Скоренько-скоренько, шевели задом, как умеешь!

Пошловато хлопнув секретаршу по интригующим формам, знатный галстук поверх белой рубашки с пиджаком на руке, насвистывая от радостей жизни, вошел в рабочий кабинет.

Готовя поднос, секретарша замерла, заслышав, как за казенными дверьми раздался грохот. Перепуганная, она заглянула и обнаружила странную картину. Ее босс-бес валялся в центре на полу на красной дорожке, а за его рабочим столом сидел неизвестный призрак с размыленной по контурам залысиной, в бело-сером халате и с глазами, от жути которых у нее самой в момент подкосились ноги.

. . .

Он возвращался время спустя, никому неведомо сколько.

Долго бродил поздним вечером уставший. Смотрел по сторонам, останавливался.

Вот престижный вуз и уютная аллея, с недавних пор имевшая название в честь яркой своей выпускницы – ближайшей помощницы и пресс-секретаря оппозиционного политика, чье имя в один злополучный день узнал весь мир. Теперь его имя носит широкий проспект, вонзающийся чуть ли не в сердце красных стен.

Парки, скверы, фонтаны, скульптуры. И он шел дальше. Долго шел или не очень.

Площадь другого известного политика, некогда подло застреленного в спину едва ли не на виду у всей златоглавой. Воздвигнут монумент ему с фонтаном, на мраморной плите не исчезают цветы.

А здесь памятник другому выдающемуся лидеру времен противостояний, молодому, яркому, бескомпромиссному, при жизни трудившемуся главой одного из муниципальных округов.
И вот впереди храм-музей величественной Анны.

Немало новых имен и ныне значимых мест.

Говорят, пару лет назад горе-бизнесмены где-то на бескрайней открывали то ли «соловецкий», али еще какой «соловейный» крематорий, но лавочку быстро прикрыли – туда не пожелали ехать даже мертвецы, категорично возмущаясь.

И что же, может, мир настал и можно отдохнуть, думал призрак, но приметив что-то где-то, остановился, наблюдал и размышлял. Вдруг учуял, что есть еще по норам живьё с клешнями-зубьями и крысиными зрачками, пока они боятся даже пикнуть, часа змея выжидают.

И уставший призрак, в немного замаранном бело-сером халате, как никто иной осознавая: пусть не всесилен он, но все же снова расслоился во времени и полынье людских событий.

——-

(Сентябрь 2020г. )