Правосудие

Катя училась в престижном вузе, и, с учетом, кто ее отец, учиться ей было не обязательно. Она примерно так и делала. Экономика до лампочки, иные предметы тем более, с трудоустройством проблем однозначно не возникнет, а диплом все равно дадут, куда они денутся.

– Пап, я мотоцикл хочу!
И папа открыл рот прямо за утренним завтраком.
– Что ты так смотришь? Я же не Луну попросила.
– Ее безопаснее.
– Ну пап! У меня все друзья уже на мотоциклах ездят. И подруги тоже.
– Дочь, выкинь эту дурь из головы! – жестко ответил отец и закрыл тему.

Он ее закрыл, а Катя открыла. Где уж она смогла поднабрать денег, осталось загадкой, но не прошло и пары недель, как отец был шокирован, увидев дома мотоциклетный шлем. Закатил скандал, но ситуация не изменилась, разве что лишних седых волос добавилось председателю суда.

– Да успокойся ты, Юдин! – говорил его приятель-следователь, когда они пили пиво одним выходным днем.
– Саш, тебе легко говорить, у тебя пацан. А это девка, понимаешь? Какой ей мотоцикл?!
– А пацан что, не опасно? Носятся – сорви голова.
– Все равно за девку страшнее.
– Одинаково, Костя, поверь. Одинаково. Кстати, помнишь, у нас на курсе Надька училась?
– Я уж понял, что сейчас о ней обмолвишься. Ну да, она приезжала в институт на мотоцикле. Только, помимо этого, Надя занималась верховой ездой, имела разряд по легкой атлетике и вообще отличалась мужским характером. Вот тебе и Надька!
– Твоя егоза тоже не промах. Во, смотри, кажется, к нам, хе!..

Во двор многоэтажки заехала патрульная машинка, сидящие внутри сотрудники быстро приметили, что на лавочке совершается вопиющее правонарушение – распитие двух баночек пива. Но ничего интересного не произошло, естественно, распивающие граждане прилично выглядели, сами достаточно трезвы, и даже припрятывали недопитые банки. Константин Владленович назвал свою фамилию, место работы и порекомендовал бравым парням не доводить до того, чтобы пришлось еще подниматься в квартиру за удостоверением. Парни поверили и удалились, после чего данное правонарушение превратилось во вполне приличный отдых.

– Нет, ты посмотри, в подворотнях, где по ночам такой шалман творится, хоть бы одна менторская собака заехала! – возмущался Александр Иванович, – а как только культурные люди в выходной день… они тут как тут!
– Саш, а мы с тобой кто?
– Не надо, Костя! Я уголовный сыщик, ищейка, а не охрана общественного порядка.
– Ну, пусть будет по-твоему.

Дальше между любителями воскресного пива последовала дискуссия по профессиональным вопросам.
– Вот смотри, Костя. Если прокурор в суде запросит по максимуму, ты же все равно все десять не дашь?
– Может, и дам.
– Ладно тебе, – отмахнулся Александр Иванович, – знаю я вас, судей. Адвокат по минимуму просит, гособвинитель – по максимуму, а вы вечно – как в голову взбредет.
– Что значит взбредет? Сколько надо, столько и вкатаем. Хоть двадцать.
– На двадцать эпизодов маловато будет, – шутил следователь.
– А ты найди! – отвечал взаимностью его давний сокурсник. – Неужто у тебя все так чисто и честно, Саш?
– Не всегда. Но бывает, и такая глупость случается.
– Вот-вот. Чего?..
– Костя, достало меня это дело. Сверху требуют срочной передачи в суд, прокурор вообще пригрозил, если буду резину тянуть… А что там тянуть-то? Там и так все нитками шито.
– Белыми?
– Резиновыми.
– Хорошо, – заключил Константин Владленович, допивая пиво, – давай, передавай в суд. Рассмотрим. Попробуем в паре заседаний всё и завершить. Черт, ну где ее носит, а?
– А ты позвони ей.
– Звонил уже.
– И что?
– Ничего. Не слышит. В ушах плеер, в башке ветер. Ох уж мне этот мотоцикл!
– Приедет скоро. Может, еще по баночке по случаю выходного?
– Только по одной.
– Конечно, по одной. Сиди, я дойду до палатки.
– Не сидится. Пошли вместе.
– Ну, пошли.

Вскоре во дворе послышался рык въезжающего байка.

– Катька!
– Пап, пап, я аккуратно.
– Иди-ка сюда!
– Пап! Здрасьте, дядь Саш!
– Привет, байкерша!
– Дядь Саш, ну скажите хоть вы ему! Я ведь уже взрослая!
– Иди сюда, говорю, взрослая!

Перепалка, но все удержалось на своих местах.

Вечером приехала Алевтина Викторовна и осталась до следующего дня, чему особенно была рада Катюша. Отношения с тетей Алёной выходили куда приятнее, нежели с вечно ругающимся папочкой-судьей.
– Теть Алён, вот скажите, неужели ездить на мотоцикле так опасно?
– Конечно.
– И вы туда же, – огорчилась девушка и отправилась в свою комнату.

– Давай ужин отменный закатим, Алён? – предложил Константин Владленович, находясь в прекрасном расположении духа.
– А что бы ты хотел, Костя?
– Ну, не знаю. Может, курочку с чесночком забабахаешь, как в прошлый раз?
– Тогда чисть картошку.
– Я? Хорошо. Катька!

Дочь появилась в кухне.
– Или ты чистишь картошку, или я конфискую у тебя мотоцикл.
– Это шантаж, папа!
– Тогда мой полы.
– Уж лучше картошку.

Вскоре зазвонил мобильный, и Катя больше не могла ни сидеть, ни стоять. Звали друзья, девушка готова была хоть в окно выпрыгнуть, если папаша начнет протестовать.
– Куда? – грозно начал он. – Ночь на дворе!
– Пап, какая ночь? Время только восемь вечера!
– Еще скажи мне, что ты в девять вернешься! – заводился Константин Владленович.
– Я в яслях, что ли? В одиннадцать вернусь!

В спор вмешалась Алевтина Викторовна, был найден компромисс. Катюша идет пешком гулять к друзьям, ключи от мотоцикла и документы оставляет дома.
Катюша так и сделала… почти. Только дубликат ключей прихватила с собой. А документы – это такая мелочь в ее случае.

– Никакого терпения нет! – ругался Константин Владленович, побросав и кухонный нож, и фартук, и картошку.
– Костя…
– Нет, ты только посмотри, Алён! – слова у судьи кончились, когда в окно он увидел, как прекрасно покатил знакомый ему мотоцикл. – Вот зараза! Ну…
– Костя.
– Что Костя? Алёна, что Костя?! Я уже почти полвека как Костя! Эх!..
– Давай подождем до одиннадцати.
– Утра?
– Погоди, – Алевтина Викторовна взяла свой мобильный и набрала номер Кати.

Как ни странно, но услышать звонок девушке не помешал ни ветер в голове, ни плеер в ушах.
– Алло, Катюшенька! Папа, конечно же, недоволен.
– Что?! – воскликнул отец. – Всего лишь недоволен?
– Костя, подожди. Катя, приезжай, пожалуйста, как обещала, к одиннадцати. Я тоже не смогу уснуть, если ты к ночи не появишься. И больше у вас не останусь. Приедешь?

Катя пообещала и приехала к двенадцати, хотя реально собиралась к утру.

. . .

– Саша, ты мне ничего не говори! У нас вся система имеет конкретный обвинительный уклон! – шел жаркий спор следующим днем в кабинете следователя, куда по делу и по пути заглянул председатель суда. – И это плохо. Просто ужасно! Мы не каратели, понимаешь?
– И что теперь, что в вашей судебной системе такой уклон?
– А то, что это не всегда правильно, если не сказать больше!
– Ну, давай! Давайте, ваша честь, вообще дело закроем и отпустим бандитов на свободу! Пусть дальше грабят, воруют! А там, глядишь, и до убийств дорастут юные страдальцы!
– Я не говорю, что их нужно отпускать. Но и сразу вкатывать на максимум – однозначно очередных преступников сами сделаем. Выйдут – и сразу жди рецидива!
– Не те люди, Костя! Делать ничего не нужно, они уже преступники. Я-то каждый день их допрашиваю. Их адвокат мне, конечно же, ящик липовых характеристик подогнал, ах, какие хорошие мальчики. Только один из них год назад уже по делу проходил – отмазали, свидетели вдруг изменили показания, и мальчик-одуванчик взялся за старое. Но теперь статья серьезнее.
– А что было год назад? Почему я не помню?
– Ты был в командировке. Другой судья рассматривал это дело.
– Ершов, что ли?
– Он самый.
– И что?
– А ничего. Хмырь-то этот с дружками тогда лишь мобильники у молодежи отбирал и толкал затем барыгам на рынке. А теперь?
– А теперь он оступился.
– Нет, Костя. Странно мне это от судьи слышать. Странно.
– А что тут странного, Саша? Что? Наказать всегда успеем. И наказываем каждый день. Но не хочется переборщить. Ведь у нас такое на каждом шагу. Ну, скажи, разве я не прав?
– Прав. Но это уже другой момент.
– Почему другой?
– Потому что переборщить нельзя в адрес обвиняемого, который действительно оступился. А если он намеренно идет на преступление? Тогда личные вещи отбирал, потом избил до полусмерти кого-то, потому что ему что-то отдавать не хотели, а теперь и вовсе!.. Он опасен, опасен для общества!
– Сейчас столько людей, опасных для общества, – сказал Константин Владленович и сел, наконец, – у тебя сигареты есть? Я в машине оставил.
– Держи.

Судья закурил и продолжил.
– У нас в тюрьмах и так много лишнего народа сидит, Саша, и ты это лучше меня знаешь.
– Знаю. Но я говорю не обо всех, кто сидит, а о конкретном субъекте. А ему уже давно туда пора, пока он не убил кого-нибудь или не изнасиловал.
– Ладно, пойду к прокурору загляну. Пообщаемся. Решим что-нибудь.
– Пойди, гуманист ты наш, пообщайся. Хорошо, ты мой друг, иначе прокурор меня с утра бы уже в дворники понизил.
– А тебе и метлу нельзя.
– Почему это? – не понял следователь.
– Ты и ей хлыстать всех подряд примешься. Даже тех, кто дорогу на красный переходит.
– Их точно буду, Костя! Вот их особенно!
– Во-во…

Несколько замысловатым был этот персонаж – судья Юдин. В прекрасную бытность студенчества он блистал как юрист-талантище на зависть недругам и радость друзьям, гордящимся, что с ним лично знакомы. Никто не сомневался, что Константин Владленович далеко пойдет.

Поначалу он был резок и строг в работе, суждениях, взглядах, рубил, что называется, с плеча. Но со временем, особенно когда пробился в судьи, все больше стал задумываться о некой личной миссии, рассуждать глобально, все чаще с позиции эдакого вершителя человеческих судеб, едва ли не народов.

Подобное частенько случается, не только с судьями, даже с главами государств, вдруг решившими, что они прямо боги во плоти и на их плечах лежит особая роль. Они отрываются от реальности, и в их поведении появляется поистине нечто возвышенно-ангельское. Но только до поры, до времени.

Если бы Константин Владленович был, к примеру, доктором, возможно, такое самовозвышение и имело бы какую-то разумность, и то лишь возможно. Но в сфере юриспруденции Юдин, набирая миссионерские обороты, все больше и больше поражал близких: как друзей, так и коллег.

– Главное в жизни человека и общества в целом – это закон! Беспристрастное верховенство закона – единственный ключ к процветанию общества! Мы, судьи и все силовые ведомства, должны, обязаны быть строгими! И гуманными.

– Ну… опять его понесло, – сетовал давний друг, практик-реалист и сыщик заодно. – Ему в депутаты пора. Там такая демагогия – что нужно.

Судья даже в храм стал время от времени захаживать, неплохо сойдясь с местным священником, кстати, вполне приличным себе попом. Их знакомство завязалось в обычной беседе по поводу крупного мошенничества не слишком добросовестных святош, но после пожилой служитель веры увидел в судье человека хорошего и нужного, подумал, пригодится, к тому же, веровать ныне все в долгу.

Конечно же, Юдину были не чужды и еще кое-какие мелкие провинности по служебным надобностям, но это не несло никому вреда, а лишь немного пополняло карман. К счастью, не болен окончательно юрист фанатизмом, лозунги лозунгами, а житейское «хочу» имело место быть. Случались совсем безобидные делишки некоторых проказников, которые и в самом деле оступились и желали, чтобы суд к ним оказался не слишком строг. Когда же дело доходило до принятия серьезного решения, после которого жизнь человека уже не жизнь на долгие и долгие годы, Константин Владленович руководствовался принципами гуманности, в рамках уголовного и уголовно-процессуального кодексов, разумеется. А то, что кодексы эти – мама не горюй и пишутся часто уж слишком умными сочинителями-спортсменами, об этом Юдин не сильно заботился, каждый на своем огороде должен тяпкой работать – бум-бум, бум-бум.

И никто из тех немногих близких не мог убедить председателя суда, что его-то собственной жизни ничего не угрожает, живет он спокойно и чинно, может себе позволить и о нормах права порассуждать на досуге, о воспитательной мере правосудия. У него и в карьере все сложилось удачно: юрфак с красным дипломом, аспирантура, хорошие связи, и все – жизнь удалась. В личном плане не повезло когда-то, но эта рана кое-как зарубцевалась.

И из своего безопасного и уютного положения председатель суда искренне уверовал, что так же безопасно и всем вокруг. И даже закон един для всех.
При всех своих плюсах и минусах Константин Владленович, по сути, оставался человеком хорошим, достаточно добрым, и чаще для проформы демонстрировал строгий норов.

. . .

– Привет… – застенчиво, с опаской.
– Привет! – ответ с интонацией «отвали».
– Как дела?..
– Нормально!
– Настроение плохое?
– Отстань, а?..

Это был тысяча первый короткий диалог между Катей Юдиной и ее юным обожателем Артуром. И в этот раз встреча носила стандартный характер.

– Кать…
– Отвяжись, говорю!
– Давай я тебе мотоцикл починю.
– Уже договорилась. В гаражах мужики починят. Пока и так ездить можно.
– Ну, давай…
– Не давай! – резко ответила Екатерина и умчалась прочь.

Артур, или, как друзья его называли, Артурчик, также являлся студентом вуза, где училась девушка его мечты. Только он был пока на первом курсе и только недавно узнал, что студентка Юдина – дочь влиятельного судьи. Но парню сей момент безразличен, пусть хоть дочь министра, но вот как завоевать ее своенравное сердце, он не знал, потому волочился за ней как мог.

– Что ты в ней нашел? – спросил однажды приятель. – Только и ценность, что папаша солидный.
– Мне все равно, кто у нее папаша, – ответил Артур.
– Не скажи. Если такую девчонку укатать, то жизнь, считай, получилась. А так – ничего особенного, не супер.
– Сам ты не супер! – обиделся поклонник. – На себя посмотри сначала. Катька красивая! Просто одевается как хиппи. Но вообще видон у нее оригинальный.
Не найдя консенсуса относительно стиля и женской красоты, приятели разошлись, не попрощавшись.

– Привет…
– Привет. Чего тебе?
– Как дела?..
– Нормально!
– Опять плохое настроение?
– Отвали!

Еще через пару дней. Екатерина пыталась пристроить свой мотоцикл рядом со зданием университета, дабы все же посетить занятия первый раз на этой неделе. Сегодня как раз удачный для такого мероприятия день – пятница.

– Привет!
– Вот ты достал! – вскипела девушка и от гнева двумя руками оттолкнула бедного Артура.
Затем она посмотрела на него, решила, что немного переборщила, и скорее ради шутки произнесла:
– Артур, я дома цепь с замком оставила, чтобы байк к столбу пристегнуть. Не покараулишь немного?
– Покараулю, – ответил парнишка.
– Спасибо. Я быстро!
– Иди, я постерегу.

Катя ушла, но вот вернулась спустя три пары, то есть ближе к вечеру. Когда она увидела по-прежнему сидевшего на краешке высокой клумбы Артура, охраняющего ее мотоцикл, то искренне изумилась.
– Ты с ума сошел?
– Почему?..
– Ты что здесь целый день просидел?
– А что?
– Артур, ты точно ненормальный! Во дает!..
– А если бы его украли, было бы лучше?
– А ты не пытался глаза разуть? – открыто смеясь, спросила Катя, указывая взглядом на заднее колесо.

Оно было намертво пристегнуто той самой короткой цепью с замком, которую девушка якобы забыла дома. Парень посмотрел удрученно и пошел прочь.
– Артур! – окликнула его Катя, догоняя. – Ну, не обижайся. Я, правда, не думала, что ты вот так за весь день даже не заметишь, что я соврала. Извини меня. Я вруниха еще та.
– Да ладно…
– Ты ни на одной паре не был?
Он отрицательно покачал головой.
– М-да… Хорошо, думаю, чашечку кофе в моей компании ты сегодня заслужил.
Теперь Артур готов был год караулить мотоцикл девушки, даже если тот будет стоять в тундре.

– Слушай, Артур, ты вроде бы нормальный парень. Что за мной увязался-то? И когда нам кофе принесут, а?
– Скоро. Народу сегодня много.
– Во… наконец-то. Так ты не ответил на мой вопрос.
– А что, если нормальный, значит, ухаживать за тобой не могу?
– Ну не знаю. Можешь, наверно. Только смысл какой?
– Ты мне очень нравишься.
– Понимаю. Но давай честно.
– Давай.
– Дружба с тобой меня не интересует, а что-то большее… извини, тем более. Ты только не обижайся.
– Я совсем не в твоем вкусе, да?
– Не в моем.
– А каким надо быть, чтобы стать в твоем, Кать?
Принцесса задумалась, после сама над собой рассмеялась.
– Ладно, поеду я, а то папашка опять поедом съест.
– Слушай, а правду говорят, что…
– Правда, Артурчик, правда. Мой папа – крутой судья, – продолжала смеяться Катя. – В его крутости даже я сварилась до умопомрачения. Так что держись лучше от меня подальше, понял, студент?
– …
– Шучу. Он у меня добрый. Даже слишком для судьи. Но кто за мной ухаживать пытается, сразу на двадцать лет в тюрьму отправляет.
– Почему?
– Когда они вернутся, им уже не до ухаживаний будет. Слушай, Артур, ты всерьез, что ли? Я ж прикалываюсь. Вот ты кадр! Хоть знаешь, что я уже на третьем курсе?
– Знаю, и что?
– А ты на первом. Иди уроки учи, школьник, а не к девушкам приставай!
– А я и не пристаю.

Тут у Екатерины зазвонил мобильный, и она сняла трубку:
– Алло! Лика, ты где? А я рядом с универом, в кафешке, что справа. Как заходишь, мы чуть вглубь сидим. Давай, я тогда дождусь тебя!

Катя сбросила вызов и села обратно за столик.
– Вот, – сказала она, – теперь опять делать нечего.
– Это твоя подруга звонила? – спросил Артур, понимая, что уже лишний, но ему так не хотелось уходить.
– Ага. Давай еще кофе закажем, что ли.
– Давай.

Не успели они допить вновь принесенный кофе, как появилась ближайшая Катина подруга. Они обнялись, шумно чего-то и кого-то обсудили прямо по ходу дела и уселись за стол.
– Лик, познакомься, это Артур, – ради приличия произнесла Катя.
– Я Анжелика, – мило улыбнулась девушка.
– А я Артур, – все, что нашелся ответить юный кавалер.

Через некоторое время они не знали, о чем говорить. Свои темы девушки в присутствии назойливого поклонника обсуждать не желали, а сам поклонник никак не мог справиться со здравыми мыслями, что пора бы ретироваться. Наконец не выдержала Катя, всегда отличавшаяся резкостью суждений.
– Артур, а тебе не надо домой, а?
– Да, наверно.
– Кать, ну что ты его гонишь? – вдруг вступилась Анжелика. – Хорошенький такой мальчик.
– О-очень! Он мне весь день мотоцикл сегодня сторожил.
– Зачем?
– А ты сама его спроси.

– Ладно, я пойду, – собрался с силами Артур и поднялся из-за стола, – Кать, может, я провожу тебя, когда ты, ну это, вы…
– За мотоциклом, что ли, побежишь? – несколько надменно спросила девушка.
– А, да, точно, – вспомнил Артур, что его дама сердца передвигается не пешком и очень быстро.

Артур удалился, девушки остались одни.
– А почему ты его гонишь? Неудобно даже, – спросила Анжелика.
– Да достал уже! Представляешь, утром пошутила, типа, покарауль байк, а то я замок забыла. И этот осел даже не заметил цепь на заднем колесе и сидел до самого вечера.
– Ты чего, серьезно?!
– Еще как серьезно!
– Вот это да! Слушай, Катька, да он сохнет по тебе реально!
– И что?
– Здорово!
– По тебе полкурса сохнет, вот это я понимаю – здорово.
– Это все так, ерунда.
– Не скажи.

Анжелика имела более яркую внешность, нежели Катя, и, действительно, ребята чуть ли не всего курса, и не только они, постоянно пытались за ней ухаживать. Но гордая красавица оставалась неприступной до сей поры. А на самом деле она не была гордой. Просто прекрасно понимала, что все поклонники-сокурсники – не более чем вздор. Анжелика ждала настоящего героя. Пусть не принца, и даже не богатого, но чтобы влюбился до потери разума и был предан, как никто другой. Именно поэтому она так отреагировала, когда узнала, что бедный Артур целый день сторожил мотоцикл девушки, которая ему нравится. И пусть он небольшого росточка, щупленький, но в нем было нечто, редко сейчас встречающееся и не очень-то ценящееся. И вскоре Артуру придется несладко из-за того, что он обладал такими качествами.

– Кать, ты чего такая злая сегодня? – поинтересовалась Анжелика.
– А чему радоваться-то?
– Опять отец ругается?
– Да он за все подряд ругается, достал уже! Вечером с друзьями нельзя встретиться.
– А я его в чем-то понимаю.
– Как это?
– Так. Мой папаша свалил от матери, и ищи-свищи. А женушка его моя ровесница. Даже смешно.
– А у меня и матери-то нет.
– Ой, Кать, извини.
– Нормально. Нет, в принципе, папаша у меня ничего. Строгий только очень. Но ему ж положено по статусу. Но вот мне от этого не легче. Ну что, поедешь со мной кататься?
– Ты же домой собиралась.
– А, не хочу. Друзья на байках съезжаются.
– Я боюсь, Кать.
– Чего боишься?
– В жизни на мотоцикле не ездила.
– Не бойся, я профи! – смеялась Катя.
– Ага, профи…
– Поехали, Лик! А то опять кто-нибудь увяжется: прокати, да прокати. А так – всё, второе место занято.

Подруги покинули кафе и направились в сторону до сей поры пристегнутого железного коня.
– Нет, Кать, я боюсь.
– Садись, говорю! – Екатерина лихо запустила двигатель и запрыгнула сверху. – Держи!
– А ты? – удивилась Лика, когда подруга протянула ей свой шлем.
– Сейчас заедем к другу, я еще один возьму. Нормальный парень, свой!
Анжелика страшилась, но села. А когда они резко тронулись, страх девушки перешел в ужас, сопровождаемый криками.

Заехали к другу, взяли шлем, еще чего-то и заодно самого друга, который уже выкатил своего коня, и все вместе покатили на байк-шоу.

На окраине городского парка ближе к ночи собралось много молодежи. Большей частью они были на разношерстных мотоциклах, но гордо называли себя байкерами. Эти парни еще не подверглись «хирургическому» вмешательству «сверху», испытание которым пройдут далеко не все.

Отовсюду гремела музыка, звуки множества орущих магнитол сливались в единый гул. Сами же наездники железных коней ярко выделялись своей амуницией. Кожаные куртки со множеством заклепок, застежек и прочих побрякушек. У некоторых вместо шлемов на головах косынки, в ушах наушники от плееров. Почти с каждым рядом была девушка, разделявшая любовь к вольной мотожизни.

Катю всегда встречали бурно. К ней особое уважение – девчонка в доску своя, дерзкая, свободолюбивая, а могла бы учиться себе где-нибудь в Лондоне или еще в каком знатном месте планеты делать правильную карьеру.
– Здорово, Катюха!
– Привет, Глеб! Починился?
– Ага! Вилку новую поставил. Теперь круто! Красивая подруга с тобой. Познакомишь? Как ее зовут?
– Лика. Но тебе к ней подходить нельзя!
– Почему?
– У нее парень крутой, в один миг уроет!

От доброй шутки Глеб рассмеялся.
– Бандит, что ли? – спросил он улыбаясь, пропихнувшись, наконец, к подругам. – Меня Глеб зовут!
– Анжелика, – представилась сидящая сзади Кати девушка.
– Твой поклонник сразу меня убивать начнет? – Глеб не знал, как завести разговор.
– Не начнет. Катька шутит! У меня пока нет поклонника.
– Не верю.
– Настоящего нет.
– Уже есть! Не олигарх, конечно, но КМС. В репу за тебя любому заряжу – не встанет!
Анжелика засмущалась, но ей понравился такой подход к делу.
– Садись ко мне, прокачу! – почувствовав, что путь проясняется, сориентировался Глеб.
– О нет! Я с ней-то страха натерпелась! – запротестовала Лика. – Обратно пешком пойду.
– Катюха у нас такая, с ней натерпишься. Я аккуратно. Гнать не будем. Тут места улётные. Садись!

Совместными с Катей усилиями Глеб уговорил Лику пересесть на его мотоцикл. Он не стал пугать девушку скоростями и поначалу поехал медленно, а только когда она обвыклась, прибавил газу.

– Красивая у тебя подруга! – сказал Кате другой байкер.
– Да, она классная!
– Глыба вон не растерялся! – заметил еще кто-то, имея в виду Глеба-боксера.

У Кати зазвонил мобильный, она насупилась, видя, что звонок от назойливого папочки. Разговор был коротким, но резким, после чего судейская дочка швырнула трубку в траву.
– «Спокойной ночи, малыши» еще заставь меня смотреть! – фырчала она, втыкая в уши наушники и врубая на всю мощь музыку.
Телефон все же подобрала.

– Лик, а ты с Катькой вместе учишься? – спросил Глеб, сделав остановку и развалившись на траве.
– Да. На одном курсе. А ты чем занимаешься?
– Я спортсмен и байкер. Это мой мир и моя жизнь.
– Классно!
– Мне тоже нравится. Только одно плохо.
– Что?
– У меня девчонки нет. У всех есть, а у меня нет. Вот незадача!
– А что так?
– Была одна, но… сплыла. Да я не в обиде, в принципе. А у тебя парень есть?
– Тоже сплыл.
– Не верю!
– Почему?
– От тебя?!
– У той родители богатые, он туда и срулил!
– Тогда верю. У твоей подруги тоже папаша серьезный!
– Катюшка – она прелесть! Хорохорится только много, но такое чудо!
– Да, она наш человек. Мы ее ценим!
– И тоже парня нет. Глеб, а почему ты с ней не познакомишься поближе?
– Знаешь, мы уже так привыкли друг к другу, что даже не могу представить ее… ну… это… как сказать… друг она, в общем, понимаешь, настоящий друг.
– Жаль. Для девушки такое обидно, если парень нравится.
– Честно говоря, я папашу ее побаиваюсь.
– А что он? Константин Владленович человек хороший и добрый.
– Ага! Пока дочку не кинули.
– Почему сразу кинули?
– А вдруг что не срастется, ну, это, характерами не сойдемся, например. Вот тут-то я и огребу всю его доброту!

Лика рассмеялась.
– Так что я лучше с тобой попробую, окей?
– А… Значит, со мной безопаснее, да?

Глеб заулыбался, поднялся с травы, отряхиваясь.
– Нет, Лика, не безопаснее.
– Почему ты так решил?
– Ты красивая, в тебя втюхаешься – сам отвалить уже не сможешь.
– А что в этом опасного?
– А если ты к другому срулишь, мне тогда всё – вешалка?

Посмеялись, пошутили молодые люди и вернулись туда, откуда отъехали.

…

А в начале ночи случилась небольшая неприятность. Пока небольшая.

– Ух ты, какая краля! – раздалось за спиной Кати, которая, облокотившись на мотоцикл, с кем-то разговаривала.

Обернувшись, она увидела несколько только что подъехавших неприятных парней более старшего возраста. Кралей, привлекшей их пошлые взоры, оказалась Анжелика.
– Лика, надевай шлем, едем отсюда! – быстро сориентировалась Катя, и сама стала натягивать шлем.
– Куда ты собралась? – нагло спросил один из непрошеных гостей, вырывая из ее рук каску. – Подругу твою зовут как?

Данные персонажи принадлежали к одной из преступных группировок и, имея шальные деньги, ради забавы также прикупили себе дорогие мотоциклы. И вот теперь время от времени навещали своих «братьев младших».
И как назло, минут двадцать назад Глеб с друзьями отъехал до ночного супермаркета, дабы закупиться пивом, водой, чипсами и всем остальным необходимым для отдыха.
– Я спросил, как бабу эту зовут?
– Ребят, – старалась держаться Катя, – ее зовут Анжелика. Но знакомиться с ней не нужно.
– Что так?
– У нее уже есть парень.
– А мне по барабану, кто там у нее есть.
– Ребят, не нужно обострять.

Кто-то из оставшихся парней хотел вступиться, но его быстро и жестко угомонили.
– Ребят! – закричала Катя. – Я сейчас отцу позвоню! Юдин фамилию слышали?! Председатель суда!
– Фигудин! Такую слышали! – огрызнулись в ответ.
– Погоди, – заговорил его собрат, – кажись, я слышал. В натуре, судья.
– А ты ему кто?
– Дочь. Права показать?
– Может, однофамилец, а ты этим козыряешь.
– Я сейчас ему позвоню, и сюда ОМОН приедет уже через десять минут!
– Не надо никому звонить. Мы вам плохого ничего не делаем, никого не обижаем… пока. А на судью твоего нам… ну, сама понимаешь. На то они и судьи, чтобы других пугать. А вот краля эта с нами поедет.
– Ребят, вы выпившие, вот и делаете глупости. Она никуда не поедет! – разозлилась Катя.
– А ты приткнись лучше, а то и тебя прихватим. А чего, мужики? Конечно, не звезда, а так – сойдет.

Двое умно закивали, типа, сойдет.

Дальше конфликт лишь разгорался. Лика внутренне уже проклинала минуту, когда вообще согласилась ехать на это проклятую байк-тусовку. Но вскоре появился Глеб с несколькими ребятами. Он не стал церемониться и одним ударом срубил самого наглого, который держал Лику за руку и не давал вырваться.
– Ты совсем?! … – пошла сплошная брань и посыпались угрозы от пока еще стоявших на ногах бандитов.
– Валите отсюда! – заявил Глеб, заводя Анжелику себе за спину. – Пока мы вас всех тут не закопали!
– Ты уже труп, понял? Мы тебя приговорили!
– Ну, жди, чувачок!..
– Кирпичок!..

Бандиты уехали, и теперь в компании байкеров стоял напряг. Вечер испорчен, Лика рвалась домой.
– Да не переживай, я отвезу тебя, – успокаивал ее Глеб.
– Я с тобой не поеду.
– Хорошо, езжай с Катькой, а мы с парнями на двух байках посопровождаем. Так, на всякий случай.

Так и сделали. А когда они уехали, между оставшимися байкерами состоялся следующий диалог:
– Не очень все вышло.
– Да ладно тебе! Глеб сильный – кого хочешь уложит.
– Ты не понял, кто это был.
– И кто?
– Они недавно у нас объявились. Дела у них реальные. Инкассаторов помнишь? Они сработали. А там мокруха.
– Байки дорогие, – заметил кто-то из ребят, – и сами прикинуты на кучу денег.
– Зря Глеб его так.
– А что, нужно было стоять и смотреть? Пусть нормальную девчонку к себе на хату тянут?
– А теперь беды жди. Они не простят.
– Глебу не простят.
– А Глеб не наш, что ли? Нет, ты скажи, он не наш, да?
– Да нет вопросов, наш, конечно! Мы за него…
– М-да… Только нас либо по одному перебьют, либо вообще перестреляют.
– А что их менты не взяли до сих пор? Дело-то с теми инкассаторами шумное.
– Ты не в курсе, как у нас менты работают?
– Нормально. Иногда.
– Ага! Вон у меня друган школьный в ментовку устроился. Раньше человек как человек, не пил даже. А теперь – вообще не подходи, весь на понтах, и каждый вечер бухает.
– Да, народ, что-то печально все сегодня вышло.

Когда Катя вернулась домой, то прямо с порога поняла, что лучше бы не возвращалась, а до утра осталась у подруги. Отец никогда не унижал, не оскорблял дочь, зато так запилил и достал, что она уже не знала куда деваться. Сегодня же он выносил ей мозг недолго – примерно час.
– Пап, уже утро, ты в своем суде убийство с кражей не перепутаешь?
– У меня грабеж и хулиганство. А вот ты мне!..

Катя вдруг резко изменилась в лице.
– Постой, пап, не ругайся. Ты не знаешь, случайно, у нас в городе банда какая-то серьезная объявилась, да?
– Что? – насторожился отец.
– Ну, эти, бандиты какие-то.
– А ты почему спрашиваешь?
– Так, интересно. С ребятами обсуждали. Они, конечно, говорят, что всех бандитов по команде сверху урыли, остались только бизнесмены и…
– Так, дочь, это сложный вопрос. Но криминал есть. Он всегда присутствует. Просто иногда их баланс удается свести на минимум. Раньше удавалось. Намного раньше.
– Пап, а нельзя попроще?
– Хорошо. Есть, дочка, у нас в городе одни отморозки. В разработке они у сыщиков. Но пока поймать их не получается.
– А нельзя взять и просто этих гадов посадить?
– Просто посадить вообще никого нельзя, котенок.
– А по-моему, у нас посадить человека – это самое простое.
– Это уже другая тема.
– Та же самая, пап! Как дело доходит до реальных бандитов, у вас сразу сложные темы и полная неразбериха. А как до отчетности – тут проблем нет.
– Ну, знаешь…
– Знаю! Инкассаторов перебили, а никого не поймали.
– Пока не поймали!
– Ой, да ладно! Зато мой папа – крутой в городе судья. Там девчонок за городом поизнасиловали, и тоже никто не за решеткой. Сын ментеныша оказался.
– Прекрати! Ты ничего не знаешь.
– Ага, сейчас. А хочешь еще эпизод? Алкаш наклюкался и залез ночью в магазин за бутылкой. Выпил и прямо там и уснул. Так его целая группа захвата брала, по ящику показали, весь город после со смеху катался, как вояки в бронежилетах ему сонному наручники надевали. В общем, закон твой, папочка, востор… востар… черт, соблюден, короче! Алкоголик в тюрьме, бронежилеты теперь за школьниками-оппозиционерами гоняются! Я горжусь тобой, папа!
– В чем-то ты права, конечно.
– Спокойной ночи, господин судья!
– Спокойно ночи, дочь.

Константин Владленович так и не смог заснуть и с больной головой отправился на работу.

. . .

Байкеры ожидали больших проблем, но те пока не наступали. Парни отчасти даже выдохнули: может, пронесет. Когда вместе, они не боялись, могли отпор дать. Но только если вместе.

Тем временем Анжелика несколько раз встретилась с Глебом, и тот был бесконечно счастлив, что у него теперь такая красивая девчонка. И ничего умнее он придумать не мог, как пригласить ее на областные соревнования по боксу. Сам Глеб участия не принимал, потому как почти завязал со спортом и боксерский зал посещал лишь для поддержки формы.

Соревнования выдались жаркими, и Лика, хоть и не понимала в боксе ровным счетом ничего, радовалась, что с ней рядом сильный молодой человек, который сможет ее защитить.

– Глеб, ты так любишь свой бокс, но почему тогда бросил?
– Знаешь, Лик, это такое дело – либо с головой, либо так, для себя.
– С головой или по голове? И каждый день.
– По два раза в день. Профи так тренируются.
– Ужас!
– Культурный вид спорта. Искусство!
– Да ну тебя! Но я рада, что ты оставил. Вы так мутузите друг друга, даже смотреть страшно.
– Это только смотреть, а как попробуешь, такой азарт берет!
– Ну уж нет, спасибо.
– Вон того белобрысого здоровяка запомнила? Он опять чемпион сегодня.
– Который с тобой поздороваться подходил? Фу, весь такой из себя.
– Есть немного. Но лупит – мама не горюй! Удар – кувалда. А подошел – это так, знак уважения. Я его однажды хорошо подловил, он еле встал. Но встал.
– А если бы не получилось встать?
– Боксер всегда встанет.

Неделю-другую спустя.

– Давай я тебя домой отвезу, – предложила Катя Анжелике, когда поздним вечером они распрощались.
– Не надо, Катюшка, здесь рядом.
– Давай, Лика, садись, поздно уже.
– Не. Ты носишься как угорелая. Я боюсь.
– А с Глебом не боишься?
– Он аккуратно меня возит. Как принцессу.
– Кстати, когда возвращается?
– Послезавтра, – счастливым тоном ответила Анжелика.
– Смотрю, ты втюхалась в него.
– Кать…
– Перестань, Лик! Я рада за тебя. Глеб классный!
– Да… он классный. Но…
– У нас никогда ничего не было, мы просто друзья. Настоящие, понимаешь?
– Я не об этом… или…
– Ну, садись!
– Нет, прогуляться хочу.
– Нашла где гулять в это время, – сказала Катя, посмотрев в сторону городского парка.

Но подруга только засмеялась в ответ.
– Ты чего, Кать? Я тут каждый день хожу. Такие места красивые! Здесь же рукой подать до моего дома, если напрямую.
– Давай лучше в объезд, Лика!
– Все, Кать, пока! Побегу я.

Анжелика упорхнула, грациозно растворившись в тени деревьев городского парка, а у ее ближайшей подруги почему-то подкосились ноги.
– Что это я? – сама себе удивилась та и, надев шлем, медленно покатила домой.

А дома нерадивую дочку снова поджидал вконец доставший нравоучениями отец! Скандал продлился не долго, но красочно.
– Ты же не понимаешь, дуреха!
– Да до лампочки мне твое понимание!
– Как ты с отцом!..
– Как получается!..
– Что?.. Катя… стой, дочка… ну погоди… Только попробуй мне за порог!
Та обернулась, ответила спокойно:
– Да никуда я не поеду, пап, спать хочу. Хватит орать, охрип уже.
– Ну, иди, ложись. Спокойной ночи.
– И тебе, папочка.

. . .

А дальше случилось страшное. Обыденное, в плане криминальных сводок, и жуткое в жизни простых, никем и ничем не защищенных людей.

– Папа! Папа! – кричала побелевшая от ужаса дочь председателя суда. – Папа, убей их! Расстреляй! Посади пожизненно! Козлы проклятые! Фашисты! Па-па!
Отец не нашел слов успокоить заходившуюся в истерическом приступе дочь.

Из криминальных сводок только что стало известно, что в городском парке сегодня утром без сознания была обнаружена изуродованная и изнасилованная молодая девушка.

– Я не нахожу слов утешения. Простите, – тихо произнес доктор в реанимационном отделении городской клинической больницы, отводя глаза от родителей Анжелики. Мать чуть жива. Отец, который еще не так давно ушел к другой, сейчас с трудом держался. Здесь же, смертельно бледная, стояла Катя, вцепившись в руку мамы Анжелики.
– Доктор… – хотела что-то спросить Елена Георгиевна, но ком в горле душил, слезы не давали возможности говорить.

Диагноз и прогнозы были жуткими.

Криминальные упыри не смогли перенести унижение своей бандитской важности от какого-то там байкера, смелого байкера. Они решили отомстить. Но идти на открытое столкновение оказалось сей породе двуногих не по зубам – оппоненты к встрече готовы, потому бандиты поступили согласно их гнилой натуре – нападение из-за угла и удар по самому уязвимому.

В прошлый раз, при налете на инкассаторов, маршрут которых им сдала банковская крыса, возникла перестрелка с молоденькими парнями, и с оружием-то толком не умевшими обращаться. И после успешного нападения отморозки почувствовали некую исключительную свободу действий, согласно их собственной логике: кого надо, накажем так, как считаем нужным – пусть все боятся.

Теперь же отбросы общества, получившие оплеуху от молодого байкера, отыгрались на его девушке. Особенно усердствовал тот, которому Глеб половину зубов вышиб. Как ни молила жертва о пощаде, пощады не последовало. Ее не случилось даже тогда, когда жертва в бреду умоляла добить – оставили живой.

Бесполезно передавать чувства переполняющей ярости и жажды мести, которые испытывал теперь Глеб.

Первый день он пребывал в шоке, не отходя от реанимационного отделения.

На второй пил. Но пить спортсмен был не привычен, потому к ночи оставил это глупое занятие.

Третью ночь он провел прямо на траве возле своего мотоцикла под окнами больницы. К утру придремал здесь же на лавочке.

– Эй, приятель! – будил обнаруживший его охранник.
Глеб открыл глаза и медленно поднялся.
– Я не пьяный, – произнес спортсмен.
– Да знаю я, парень. Мужики сказали про твою беду. Эх, нелюди! И управы на них ведь нет никакой!
– Я найду.
– А, посадят…
– Мне все равно.
– Молодой еще. Тебе жить и жить надо.
– А ей, там, не надо?
Сторожу нечего было ответить. Он похлопал парня по плечу и отправился в свою сторожевую будку.

– Привет, Глеб…
– Привет, Катюш…
– Про мотоцикл не спрашиваю.
Тот понимающе кивнул.
– Пойдем, погуляем.
– Пойдем.

Они бродили по тому самому парку, где все случилось.

– Кать, тебе, может, неприятно здесь? Хочешь, идем в другое место?
– Мне везде противно, Глеб! – неожиданно резко заявила Катя, швырнув куда-то мотоциклетный шлем. – Везде, понимаешь?! Потому что это моя лучшая подруга! Лучшая! Она такая красивая… была. А теперь, если и выживет, то…
– Я не брошу ее. Я найду деньги. На ринг вернусь. На коммерческие бои выйду! За Лику всех положу! Есть же пластические операции! За границей, я слышал, хорошо делают!
– Дай сигарету.
– Кать!.. Ты ж не…
– Ты тоже. А пачка в кармане вон.
– Иногда балуюсь.
– Дай, – девушка неумело затянулась, закашлялась и выбросила сигарету прямо на асфальт.

И нате вам тут еще одно шоу.
– Как нехорошо, нахалка эдакая! – завозмущалась прохожая женщина лет пятидесяти, малоприятной наружности. – Не стыдно тебе? Подними сейчас же!
– А тебе не стыдно?! – неожиданно пошла в атаку Катя и демонстративно толкнула дымящуюся сигарету еще дальше к центру асфальтовой дорожки.
– Ах ты, дрянь! Ах ты, прохвостка такая! Да я сейчас милицию позову!
– Зови! Десять милиций зови!
– Кать, Кать, успокойся! – просил ее Глеб. – Женщина, идите, пожалуйста. Я сам подниму. Извините!
– Нет, пусть она поднимет! Рот свой разевать может на старших, потаскушка такая, а поднимать надорвется, что ли?! – неприятная прохожая шла на принцип.
– Иди отсюда! Старшая нашлась!
– Да я вот тебе сейчас устрою! Сейчас, нахалка, ты у меня попляшешь! – она судорожно набирала чей-то номер на мобильном. – Ты у меня будешь языком этот асфальт вылизывать! Я тебя научу, как с людьми разговаривать!
– Слышь, чувырла! А ты знаешь, что свинья в возрасте – тоже свинья?! Тебя касается, между прочим! Давай, звони! Смотри, чтобы я не позвонила, а то тебе придется здесь асфальт…
– Алло, Кирюша!.. Ты далеко отъехал с ребятками?! Вернись срочно, меня тут унижают – дальше некуда!.. Срочно, Кирюша! – она сбросила вызов и победоносно посмотрела на молодую пару. – Ну что, прохвостка, может, сразу сбежишь? Заодно и голубка своего сбережешь.
– Пойдем отсюда, Глеб, – предложила Катя, но вдруг поразилась, насколько ледяным стало сейчас его лицо. – Эй, Глеб, ты чего? Пойдем, черт с ней, с придурочной. Разъелась на полтонны, вот и бесится, что на нее ни…
– Кать…
– Все, молчу. Да противно, выделывается тут. Все пьют и всё вокруг загадили, сесть негде, и ничего, учителей нет. Пусть вечером сюда придет, чистоплюйка.

Уже через несколько минут к ним приближались трое уверенных парней, вид которых, как и подобает, крутой дальше некуда.
– Эти, теть Кир? – спросил первый, надменно тыкая пальцем в грудь поднимающемуся с лавочки Глебу.
– Эти-эти.
– В общем, так, урод…
– Парни, я сейчас все объясню.
– Объяснять ты в морге будешь. А теперь стой и жди своей участи. Вахо, придержи бабу, чтобы не сбежала.
– Руки убрал от нее! – заорал Глеб.
– Чего ты сказ…
Солидный чувак с модно мерзким тоном и взором не успел до конца задать вопроса, потому как уже в следующую секунду оказался на асфальте от серии мощных ударов.

– Стойте все, пока я вас не поубивал! – выкрикнул Глеб, рукой отводя Катю в сторону. – И ты стой, женщина, ё! Хотела порядок навести, потому что знала, что твои быки рядом?! Не вышло?! А так бы мимо прошла и рот даже не открыла, будь здесь толпа молодежи и заплюй все вокруг! Стой на месте, придурок, даже не дергайся, пока дышишь!

От горстки непрошеных гостей отделился мощный парень кровей Кавказа. Взгляд спокоен, тон уравновешенный.
– А ты всегда в себе так уверен? – он начал снимать куртку, разминая бычью шею. – Ну, давай.
«Серьезный борец, – подумал Глеб, – рубить резко навстречу, иначе переломает».
– Уверен, – ответил он и пошел на кавказца. – Ты хочешь поединок, сейчас ты его получишь. Но только насмерть!

Тетя Кира стояла опешившая, уже жалея, что все это затеяла. Один из ее заступников едва подавал признаки жизни, обожаемый Кирюшечка безуспешно пытался его поднять, а справится ли их друг Вахо с неожиданно резким боксером – еще большой вопрос. Масла в огонь подливал и тот факт, что молодая парочка находилась в крайне нервозном состоянии, готовая идти на что угодно, невзирая ни на какие последствия.

– Постой-постой, Вах! – поднявшись в рост, резко вмешался Кирилл.
Кавказец обернулся, не теряя Глеба из поля бокового зрения.
– Что-то молодежь наша, кажется, конкретно неадекват.
– И чего ты предлагаешь? Тетю Киру будут обижать, а мне на рыла их смотреть, так? Сейчас я сделаю из них адекватов. Ну чего, боксер, гонг прозвучал, я так понял?
– Вахо, постой, говорю!
– Ребят, остановитесь! – резко встала в опасный центр Катя, оттолкнув руку Глеба. – Здесь несколько дней назад страшное преступление случилось!
– И чего? – пока не въезжал Вахтанг.
– Это с его девушкой так… Она подруга моя. Близкая. И единственная.
– Ты на жалость теперь надавить решила? – жаждал схватки кавказец.
– Стой, Вах! Тут в натуре дела были! Менты до утра оцепление не снимали.
– Какое еще оцепление?
– Девчонку здесь… того. И вдоль, и поперек.
Наконец и Вахтанг призадумался.
– Да, что-то слышал.

Катя повернулась к выпавшей в осадок тете Кире.
– Значит, я окурок бросила, и вы меня теперь… А Лику убивали, и никого не было. А ведь не слышать не могли. Она же кричала. На помощь звала! Где вы все были, крутизна чертова?! Где ты была со своим телефоном и мордоворотами, праведница?!
– Так я чего?.. Мало ли тут по ночам орут всякие?..
– Не мешают спать, когда орут-то? Не звонишь быкам своим? Пусть бы прибыли, порядок навели. Не ментов же звать.

– Серьезно, твоя девчонка? – спросил Вахтанг Глеба.

Тот кивнул и сел обратно на лавочку.

– Ну ладно, не вышло по-гладиаторски, жаль.

Глеб поднял глаза, по которым легко читалось: «Давай, нет проблем, начинай».
– Но ты брата нашего сильно вырубил. Не разобравшись, не спросив, какие у него вопросы. Это неправильно.
– Пусть перстами первому встречному как собаке не тыкает.
– Согласен. Я ему тоже всегда говорю: разберись сначала, а потом уже быкуй.
– Я не хотел… – произнес Глеб.
– Вах, – вступился Кирилл, – он реально нагло на него полез. Парень защищался. А в таком состоянии… ты бы вообще убил сразу.

Арбитраж закончился, пострадавшему помогли подняться, усадили на высокий бордюр. Немного оживши, он с трудом вымолвил:
– Ну ни хрена себе, раз – и свет потух. Что это было?
– Судьба твоя незавидная, брат, – похлопал его по плечу Кирилл, довольный, что друг будет жить.

Вахтанг подошел к Глебу, который продолжал сидеть на лавочке, свесив голову.
– Ты знаешь, кто это сделал? – спросил он, присев рядом.
– Узнаю.
– Это те, которые инкассаторов постреляли, – добавила Катя.
– Ё… Круто. Ладно, ты, это, где зал борьбы, в курсе?
– На «Динамо»?
– Да. Там меня найдешь, если понадобится.
– Зачем?
– Знаешь, я не местный, конечно. Приехал к вашим опытом поделиться после чемпионата Европы. Недельку-другую здесь побуду. Если что пронюхаешь, обращайся. Поможем их закопать.

Глеб, не поворачивая головы, лишь кивнул в знак благодарности.
– Держись, братишка, – похлопал Вахтанг медвежьей лапой Глеба и поднялся, – держись, хреново это.

Незваные гости пришли врагами, но ушли с сочувствием.

. . .

Инцидент имел широкий резонанс. Все местные массмедиа трубили, что в городе орудует банда крайне жестоких грабителей-убийц и насильников.

В следственной бригаде, занимающейся этими преступниками, работал и близкий друг председателя суда, Александр Иванович Орлов. Он, как один из самых толковых сыщиков, рвал и метал, жаждая не доводить дело до суда. Только месть и расправа на месте без всяких слушаний и прений сторон.

– Я найду их, Костя! – грозил кулаком следователь Орлов, когда они поздним вечером встретились и пили по второй подряд банке пива. – Найду и…
– Что и?.. – сухо спросил судья.
– При попытке к бегству. Или за сопротивление.
– Я тебе дам, за сопротивление!
– Ты с ума сошел, Костя? Это же убийцы!
– А ты уверен, что это одни и те же люди?
– Да.
– У тебя есть доказательства?
– Есть.
– Не те, а которые к делу приложить можно.
Следователь злобно промолчал.
– Вот когда будут…
– Когда будут, то их в твоем суде станут хитромудрые адвокатишки оспаривать! И много чего оспорят, уж поверь!
– А ты собери такие, которые не оспорят!
– Костя, ну ты же не в детском саду, в конце-то концов!
– Вот именно, Саша, что не в детском. Я, конечно, понимаю, что эта девушка – совершенно невинная жертва. Хуже того, она подруга моей дочери.
– Тем более, Костя. Тем более!
– Ничего не тем более! Я тебе так скажу: нечего по разным байк-шоу шляться и по паркам по ночам гулять! Тогда бы и ничего не случилось!
Александр Иванович побагровел от ярости.
– Судья, ты с ума спятил? Ну, давай еще комендантский час введем для девчонок. Вечером из дома ни ногой, чтобы не изнасиловали, на дискотеки не суйся по той же причине, парк городской пусть за километр обходят, чтоб маньяки не убили! Так, что ли, получается, председатель?!
– Получается, так…
– А мы с тобой какого черта тогда делаем?!
– А что мы?
– А то мы! Давай на каждую девчонку бронежилет наденем и к отделению милиции их всех цепью пристегнем – от греха, как ты говоришь, подальше! Ты не путай, это наши девчонки! Их черта с два чем испугаешь!

Друзья-юристы ни до чего не договорились и вскоре разошлись, едва ли не рассорившись.

– Папа, – плакала Катя, сидя на кухне поздней ночью, – пап, найди их.
– Найдут, дочка.
– Это общие фразы: найдут, виновные понесут наказание… Как же мне больно!
– Обязательно найдем и накажем по всей строгости!
– Нет, папа, ты не понял, о чем я прошу.
– О чем?
– Найди ты. Вы – такие, как ты, дядя Саша – и сами накажите!
– Ты о чем это, дочь? – нахмурился отец.
– О том. Я не хочу ваших дурацких судов, продажных следаков и адвокатов. Даже если вы их по закону, то сколько ты им дашь? Три года, пять, десять? А там их будут кормить, они смогут дышать. Пап, я не хочу, чтобы они жили.
– Ты чего, предлагаешь убить их?
– Или поуродовать, как они мою подругу.
– В своем уме? Ты дочь судьи, а не душегуба.
– Жаль, что сейчас не душегуба.
– Прекрати немедленно!
– Годика через три эти твари по условно-досрочному выйдут за хорошее поведение. А реально – за хорошие деньги.
– Не уверен, что в этом случае у них получится.
– Еще как получится. Как же обидно понимать, что за тебя даже не отомстят.
– Что ж, плохо, видать, я тебя воспитал, если ты за самосуд.
– Отец, да выйди ж ты, наконец, из своего мира!
– Какого своего?
– Где ты неприкосновенный, за тебя пожизненно влупят.
– Дочь, есть закон.
– Туфта этот твой закон! Где результаты от него?
– Они обязательно получат большие сроки, а это, как ты сама понимаешь, не сахар. Иди-ка ты спать лучше.
– Я не могу! Как это случилось, я спать не могу! Ничего не могу! Мне противно, отец! Ты же власть! Суд!
– А ну-ка, прекрати истерику!
– Что?! Мне истерику прекрати?! У меня нет никакой истерики! Мне больно! Тошно! Говори прямо, раз ты мой отец! Ты накажешь их?! Говори!
– Я буду действовать строго в рамках закона! – уверенно произнес судья, отец по совместительству.
– Тогда…
– Что тогда?
– Тогда я тебя ненавижу…
– Что?!
– Ненавижу! И твой закон презираю! Знаешь, отчего мне так мерзко?! Знаешь?! Оттого, что мой отец не просто мужик с молочной фабрики! А потому что он судья! Вот такой он судья! И он же мой отец, тьфу!

Константин Владленович пытался успокоить дочь, старался донести до нее некие только ему понятные юридические истины, но вскоре и сам сорвался. Только проку это не принесло, Катя в порыве гнева схватила вещи и выбежала прочь из квартиры.

– Катя! Катя, вернись, я сказал!
– Молотком еще судейским постучи! – лишь донеслось с темной лестницы, после чего шарахнула подъездная дверь.

Выглянув в окно, Константин Владленович увидел, как рванул с места мотоцикл.
– Дуреха… Только не разбейся!

Понимая, что останавливать ее сейчас бесполезно и по телефону доставать тоже, судья позвонил своему другу, с которым недавно расстался. Александр Иванович тоже метался из угла в угол, и потому, не заставив себя долго ждать, уже через полчаса появился на пороге с бутылкой водки.
– У тебя завтра процессы есть? – спросил он сухо, откупоривая бутылку.
– Уже сегодня. Нет, только предварительное слушание, и то после обеда.
– Тогда давай стаканы.

Судья не возражал, и теперь их вечерний спор стремительно перетек в ночной.

– Я все понимаю, Саша, все понимаю. Но самосуд чинить нельзя!
– Вот если бы ты был президентом или хотя бы министром, я бы тебя понял. Те просто обязаны такую чушь нести! Им по статусу положено.
– Что ты, ты что несешь, Саша?! Ты же юрист! У тебя же тоже красный диплом!
– Да на черта он мне сдался, если я людей защитить не могу?! Нет, я не святоша, и ты об этом знаешь. Кое-какие делишки левые бывают. Но то другой случай. Деньги – они никому не помешают. Я вот обормота одного прикрыл чуток на следствии. Так он же в свои восемнадцать уже полный алкоголик. Его лечить нужно, а не в тюрьму сажать. Ну, отблагодарили немножко родители, и я в твой суд представил все чуть иначе.
– Как это?
– Вот так, Костя, вот так! А ты что думал, тебе дачку отремонтировали активисты?
– Ты же говорил, что это твой друг вроде бы…
– Ага!.. Друг у меня только один и с мозгами набекрень. Отец парня – строитель. Я сразу ему сказал, что денег тебе совать бесполезно, а по-человечески с тобой, может, стоит попробовать. Потому ты его сынку условно вкатил, и тот сейчас на лечении. А заодно и под домашним арестом, родительским то бишь. Да не смотри так, Костя. Я предупредил его отца: если что, все те старые эпизоды, что у меня сохранились, в один миг как вновь открывшиеся обстоятельства всплывут. Тогда уже пять лет отпрыску его как день ясный. Тот все понял и вот, отремонтировал тебе дачу.
– Вот, значит, как. Но я же заплатил ему.
– Сколько? Ты цены сегодняшние знаешь? Тебе в пять раз все дешевле сделали.
– Взяточники, значит, мы с тобой.
– Это все детские шалости, Костя. Здесь безобидно. Но вот тут уже другое, совсем другое. Эти звери не наивные подростки-алкоголики!
– Я согласен с тобой, Саша, этим нелюдям нужно по максимуму давать. Ты только поймай их.
– Мы-то поймаем, – усмехнулся Александр Иванович, – за нами, если за живое задели, не застрянет. Но сколько твой суд им даст, Костя? Пять, десять, пятнадцать лет? Какие доводы адвокатов ты должен будешь принимать во внимание? Защита начнет цепляться не по фактам, а по нашим недочетам? А ты ведь не хуже меня знаешь, что соблюсти все нормы и предписания ой как не просто. Невозможно порой! И сторона защиты тут же тебе под нос сунет наши нарушения. Только без этих нарушений я их сто лет ловить буду, Костя.
– Я не пойму, ты к чему меня подталкиваешь?
– А ты сам не догадываешься?
– Не совсем. Разъясни.
– Ты к разным людям обратиться можешь. С поклоном они, конечно же, тебя не встретят, но выслушают обязательно.
– Я правильно понимаю, о каких людях ты говоришь?
– Правильно, Костя.
– И что я им должен сказать?
– Говорить ничего не надо. Дай им команду «Фас», и уже завтра они сами все решат. Криминал, он ведь разный бывает. Иногда он справедливее любого закона, как ты сам понимаешь.
– Черт, Саша, или вы все с ума сошли, или я уже не знаю, куда мир катится!
– Не хочешь – не надо. Давай читать утренние сводки и обсуждать, сколько еще девок изнасиловано и где трупы инкассаторов обнаружены. А мы пока водочки попьем и о законах порассуждаем.
– Хватит, Саша, не хочу больше это слышать. И куда моя дуреха укатила, ну что за девка такая?
– Скорее всего, у боксера этого.
– Что?
– Ничего. Нормальный парень, я его допрашивал. Жертва наша ведь его подруга.
– Что?.. А…
– Ага.

Возникла непродолжительная пауза, юристы еще выпили, закурили, и первым заговорил следователь:

– Представляешь, Костя, я по радио в машине передачу слушал на нашу тему. Это полный караул! Люди звонят по прямой линии, мужики, мать иху!.. Вякают, что, типа, надо еще разобраться: может, она сама спровоцировала.

– Небезосновательное мнение, надо признать. Не в этом случае, конечно. Я лично знал эту девушку и могу сразу заверить, что она никого провоцировать не станет. Но бывает…

– Чушь это всё! – плавный тон Александра Ивановича начал вновь набирать обороты. – Дрянная чушь! Я вот поднимаюсь за полночь к себе на пятый этаж, и женщина спускается мне навстречу. Испугалась, к стенке прижалась. Говорю ей, не переживайте, гражданочка, я ваш сосед, проходите спокойно. Будьте только осторожнее, уж больно темно. И какие проблемы у меня могут быть? Как меня оговорить можно в этой ситуации? Не прикасайтесь вы к женщине незнакомой и не хамите ей, и провоцировать вас никто не станет. А одна женщина дозвонилась на эту самую передачу и сообщает, что каждый день домой возвращается по темной улице и давно приняла решение: не приведи бог что, то будь что будет. Сопротивляться или звать на помощь не станет, вдруг еще убьют, а у нее ребенок маленький! Как тебе такое в нашем обществе, Костя?! Не в государстве даже, от него все равно никакого толку людям нет, а именно в обществе, если женщина так заявляет! Значит, помощи ей ждать неоткуда, ни от нас с тобой, органов… гм-гм… ни от мужиков вообще. Они же, мужики, боятся, вдруг и их привлекут. Пусть лучше над ней надругаются, может, даже убьют, а мы стороной обойдем. Ты представляешь, до чего мы докатились, Костя? Я мент, следак, и мне противно! Потому что в рамках всех этих правил я порой действительно помочь ничем не могу! Но попадется мне такой урод – убью! Слышишь, Костя, я просто его убью!

– Не имеешь права. По закону.

– По какому закону?! Вот по этим нашим кодексам, будь они никчемны? Они и так никчемны, в принципе. Нет, Костя, я обязан это сделать. Слышишь, обязан! Только для того, чтобы это ничтожество завтра не надругалось над твоей дочерью, уж извини, пока ты будешь все думать и решать по закону. Уж лучше сегодня я его сам уничтожу! Возьму, так сказать, грех на душу.

– А я буду вынужден тебя посадить, Саша, – по-прежнему внешне спокойным оставался Константин Владленович, пребывая в задумчивости и пропустив слова о дочери, – причем надолго.
– А знаешь, гражданин судья, мне плевать. Да, мне именно плевать! У меня другого выхода нет.
– Почему нет?
– Вот иду, а там, в кустах, ну сам понимаешь, что там происходит. У меня оружие табельное, я могу попробовать задержать этого негодяя, если догоню. А потом следствие, опять адвокаты, деньги по разным карманам пошли, и всё. А могу и пристрелить при задержании. Но это я. А простой мужик? Вмешайся он, и что потом? Заступись он за девчонку, и сам может уехать далеко и надолго.
– Есть понятие необходимой самообороны.
– Ой, сейчас с табурета рухну от смеха! Придумали маразматики, которые сами в подобной обороне никогда не нуждались! Будет у тебя время дозировать эту оборону, как же! Тут меня убивают, а я достану кодекс и начну читать, насколько сильно я могу его ударить в ответ! Тебе самому не смешно, не как юристу, а как человеку?
– Порой смешно.
– То-то! В такой ситуации – хватай что попало и шарахай гада по башке, пока он тебя не убил! И ты мне будешь о необходимой самообороне втирать! Люди у нас не защищены, Костя! Мы, органы, защищены, а они нет. Тронь меня – и десятка как минимум прилетит, не отходя от кассы. А про тебя даже говорить нечего. А тронули эту бедняжку, и еще неизвестно, что им грозит. Потому мне и плевать, Костя. Поймаю, поступлю не как юрист, а как мужик, иначе жить уже нормально не смогу. Ты сможешь – вперед. А я нет. Уж лучше на зону, чем падалью при погонах остаться.
– Ну, ты хватил!
– Как вышло.
– Именно такими методами мы и опускаемся до них, понимаешь, Саша? Кровь за кровь – это неправильно.
– Слушай, твоя-то честь! Помнишь, когда-то к нам фашист пришел? Он убивал нас, наших женщин, стариков, детей – всех! Это была угроза жизни всего общества! И тогда нам, нашим дедам, было дано право на убийство. И мы, они, уничтожали их нещадно! И никто не лепетал о юриспруденции, правах человека! Никто! Мы миллионами их убивали! И перебили! А теперь каждый год празднуем массовое убийство наших врагов и считаем это самым великим праздником! И я так считаю. Но разница в том, что тогда угроза была сразу всему обществу! А тут – одному человеку, девочке беззащитной, и только. Значит, все общество защищать нужно, а одного человечка – нет? Пусть ее насилуют, уродуют, потом добивают, а мы в мораль и кодексы поиграем. Так, судья?

Долго еще спорили мужики. Светало, Константин Владленович отправился спать, а Александр Иванович к себе домой.
– Саш, ты бы… – уже на пороге.
– Я понял, Костя. У меня при себе адрес этого боксера. Сейчас заскочу, если Катька не там, поднимем тревогу.

В дверь позвонили, Глеб открыл. Ни он, ни Катя пока не спали.
– Доброй ночи, я следователь…
– Да проходите, я же знаю вас.
– Не могу. Скажи мне, парень, Юдина здесь?
– Заходите!
– Мы с ее отцом хорошо выпили, если ты завтра жалобу напишешь…
– Вы с ума сошли, какие жалобы?

– Дядь Саш, – высунулась Катя, – не говорите глупости, здесь никого, родители Глеба на отдыхе. Заходите, вы ведь не просто так пришли. Что с вами?

В квартире она повторила вопрос, поражаясь: таким она Александра Ивановича еще не видела.
– Дядя Саша, что с вами?
– Неловко, дочка, – признался Орлов, которому сейчас было стыдно смотреть в глаза девушке, ведь ее подруга в реанимации, а он блюститель порядка по призванию. – Ну, я надеюсь, у вас все нормально.
– Дядь Саш…
– Вижу, Катюшка, парень он хороший.
Глеб пожал плечами и предложил чай.
– Спасибо, приятель, но напился я сегодня уже достаточно, даже чай не полезет.
– Может, вы поговорить хотели?
– И наговорился тоже. Нечего мне больше сказать, дети вы наши повзрослевшие. Вот, видишь, могу только руками развести, кулаки сжать до хруста, а больше… а больше ничего не могу. Застрелиться, что ли?
– !..
– !..
– Не обращайте внимания, ребята, я в состоянии сильного алкогольного опьянения.
– Незаметно, – Катя.
– До свиданья.
Катя догнала Александра Ивановича возле двери, остановила, попросила не говорить отцу.
– Тебе еще раз соврать, дочка, или сама догадаешься, зачем я тут?
– Ладно, говорите. А почему еще раз?
– Потому что мы все вам брешем, Катюша, нагло лжем. Мы – в погонах, вам – простым гражданам. Спокойно ночи.

Выйдя из подъезда, следователь набрал номер:
– Алло, Костя, не знаю почему, но последнее время я все сильней и сильней тебя терпеть не могу. И так мне плохо из-за этого! Нет здесь Кати… Что?.. Конечно, выяснил. … Нет, не скажу. Желаю жутких тебе снов, судья!

. . .

Расследование было взято на отдельный контроль высшими чинами края. Сыщикам даны большие полномочия – главное, чтобы был результат, можно даже подрисованный, только бы общественность успокоить и в федеральных министерствах отчитаться.

Следователю Орлову, получившему команду к действию без особой оглядки, в считанные дни удалось напасть на след бандитов и произвести первые аресты. Но пока попались лишь некоторые участники преступного сообщества, главари же затаились на дне. Орлов доложил выше: еще немного, и он всю банду накроет, на что получил прямое указание скорейшим образом передавать дело в суд, чтобы преступники ответили по всей строгости закона и немедленно.
– Извините, товарищ прокурор, но это пешки, главных преступников пока не взяли.
– Ты плохо слышишь, Орлов? Мне нужен результат, который успокоит всех там… наверху! Выполнять!

Но за дело взялись по-настоящему опытные адвокаты и быстренько принялись рушить доказательную базу, потому как для большей эффективности сыщики не слишком заботились о соблюдении различных процессуальных процедур, они опасались не успеть, дать возможность ускользнуть бандитам.

Теперь, с одной стороны, властям нужна показуха, а адвокатам – отработать большие гонорары. Начались подковерные торги.

– Понял, Костя? Завтра суд, ваша чертова честь!
– Не язви, Саша, самому противно.
– Надо же…
– Ну, срок-то им в любом случае гарантирован.
– Какой только?

– Пап, если завтра эти люди, эти животные, не получат по заслугам…
– Получат, дочь, получат.

– Дядя Саша, – плакала Катя следующим вечером.
– Что, Катюша? – сам не свой был следователь.
– Вы видели, как они на суде ухмылялись?
– А что от них еще можно ожидать?
– Почему? Почему нет главных виновников?!
– Найдем, Катенька.
– Они же могли их сдать! Могли!
– Наверно, могли. Но у нас права человека. За ходом следствия даже пресса наблюдала.
– Дядя Саша, я не верю! Ты умеешь выбивать показания! Почему ты их не выбил? Надо было за ноги их повесить и колотить до тех пор дубиной, пока они не назовут тех, кто Лику…

Катя, больше не в силах говорить, разревелась.

– Я бы так и сделал, если б мог.

Дочь судьи не смогла простить отца и ушла из дома.

. . .