Биомассив

Неслись в ее адрес дурные слова – грубые, гнусные, незаслуженные. И причина-то пустяк, не было вовсе причины, разве что мужеская особь весом больше сотни часто пьет, много жрет, еще больше матерится, плюет везде и всякий раз когда не спит.

Больно стало ей, обидно до чертей.

Понедельник. Утро. Больше часа в пробках. Вокруг все злые за рулями, курят, сигналят и рычат, разом все спешат. Видать, везде они уж опоздали, иначе б злобу не срывали.

И вот, когда она почти на месте, метров сто осталось до парковки, как ей навстречу фары джипа ярко слепят. Сигналит злая особь, сверху в форточку орет:

– Куда ж ты прешься, такая да сякая?!..

Он крут, богат, много жира. Речей его не выдержат ни строки, ни бумага, надломится перо.

Слезы градом хлынули по доброму лицу, косметика сошла на минус, краска на глазах – плохая краска, не дорог ценник на нее.

. . .

– Привет! Ты что такая? Что случилось?!..
– …
– Ты к себе? У тебя прием?
– Да…
– Хорошо. Я в процедурный.
– Угу.
– Зайдешь, пока никого еще нет?
– Не знаю.

Здесь городская поликлиника, где принимают доктора, хорошие и не очень, делают уколы, у иных кровь качают.

Вошла она в свой кабинет. Утро еще раннее, за окном погода не погода, осень поздняя, холодная, сырая. А в душе кошмар – за что?

Заперлась, проревелась, поднялась, открыла дверь и, невзирая на первых пациентов, отправилась вниз, к подруге в процедурный кабинет. Вдруг там еще кровь не сливают и вены никому не шинкуют? Может, хоть парой фраз переброситься, отвлечься рискнуть?

Но, коснувшись проема двери в процедурный, она внезапно застыла!.. Тут же на месте смерла! В теле разом немота, в глазах опять та резь – плывет пейзаж.

Био-особь та сидит, гнёт стул, хрипит, ворчит, недовольно зырит на часы.

Шаг назад она ступила. Другой. Стена за ней. Сейчас ее и не узнать, она ж не за рулем, теперь на ней халат, он белый, надежды свет вселяет даже в особь.

Развернулась и, себя не помня, ушла она в свой кабинет.

Минут тридцать миновало и трое первых визитеров.

Пенсионерка на давление и головную боль бранилась, заодно на нерадивых детей и плохую погоду.

Другому нужен был срочно больничный и он симулировал плохое самочувствие. Она дала ему больничный, пусть хитрит, главное, что не хамит, не грубит, добрым тоном он просит.

А третий себя и сам не помнил, понедельник ведь сегодня и утро раннее сейчас – вчера, видать, был славный выходной.

Она вышла, очередных просила обождать, спустилась снова.

Процедурный.

– Да что же у тебя случилось? – медсестра.
– Где?
– Кто?.. Чего ты ищешь?

Она склонилась над монитором, обернулась и спросила:
– Он?
– Да кто же?
– Такая жирная… скотина.
– Боже, что с тобой? Ты никогда так не ругалась?
– Дальше будет матом. Он?!
– Да.
– Его вот этот телефон?
– Наверно. Да, номер вроде бы его.

До обеда жизнь ее текла ужасно, вязко-медленно, сердце надрывая. За что?

Она тогда всего лишь не быстро повернула, осторожно, женщина она, не гонщик ярый, не лихач. Так мало ж было биомассе просто оскорбить, нужно же еще догнать и долго в форточку орать, да таким благим, что, окажись пред ним равный или сильнее – мог бы и прибить.

Но био жертву выбирает среди тех, кто слаб и беззащитен. Он жаждет хамства как дурмана, желает драки там, где обратно кулаки не прилетят. Несчастная жена – извечна цель его, да и остальные в его свинячьих глазках нелюдь, лишь с тем отличием, что одних можно обижать, а прочих безопасней будет не заметить.

Но понедельник-день ему не задался, био сам в прицел попал. Звонок был принят на мобильный:

– Ал-лё!.. Кто это? Га-ва-ри!

На том конце спокойный женский тон ФИО уточнил аборигена, заодно спросил, сдавал ли боров кровь.

Голосок его напрягся, звонок был неспроста.

– А что, что произошло-то?
– У вас плохие анализы. Очень плохие.

Затем ему конкретно объяснили, каков его диагноз, и если подтвердится – хана, он приехал навсегда!

– Боже! Как?! Это, сестричка, сколько?.. Сколько денег?! У меня есть, я много найду! Мой друган зам-глава и банкир!
– Я доктор. Приезжайте завтра, запишитесь на прием. Хотя, нет, лучше сразу приезжайте.
– Что же это со мной?..

«Как человек ты мертв давно!» – разумеется, так она не отвечала, но кое-что добавила, затем постаралась даже успокоить, убеждала, что не нужно резко в панику, может быть, еще не приговор. Но только, может быть.

До завтра, до утра, теперь уже в его гнилой душонке ад творился. Поначалу он напился, но хмель не слишком настигал, в его туше жиров в чрезмерно избыточном объеме.

К ночи он принялся молиться, начал у жены прощения просить, крокодильи слезки лить. И теперь, в эту бесконечно страшную тьму он волком выть готов был, какие только мысли в голову его пустую не влетали, сразу страхом обрастали, но обратно не спешили.

Середина ночи – бесконечен был кошмар.

– Боже мой! – он восклицал. – За что?!

Супружница молчала, тихо слезы утирала, про себя молилась – жаль ведь дурака.

Утро наступало. Мрак кругом и безысходность, хоть бы солнца лучик… да, видать, не светит больше солнца для него.

Ехал он до процедур и до врачей не быстро, осторожно, на поворотах всех он пропускал, дескать, смотри, Господь, ведь я хороший! На пешеходном переходе никому он не орал и не сигналил, дурного слова нигде не проронил.

Вот уже пред ним четыре этажа, в них желтые окошки, и там внутри, где-то глубоко, его диагноз страшный.

Минут двадцать он сидел в машине, страшился клешни от баранки оторвать, боялся дверь открыть и в мир привычный воплотиться, где он привык орать, хамить и лизоблюдить единицам, и им же водки с услугой подливать.

Деваться некуда – пора.

И вот она. Бел ее халат.

Он и не признал. В ногах лишь дрожь скрывал, пока животный страх из глаз сползал… к ногам ее… готов был он припасть, просить, молить, чтобы сказала доктор:

– Ошибка это! Другой так страшно пострадал, не ты! Он и ноги ей бы целовал.

Но, видать, судьба его плоха, печальна участь с горизонта выходила – доктора глаза неумолимы, неподвижны, смотрели сквозь.

Ему она что-то пояснила, надо бы за жизнь, да глуха любая биомасса, что злобой исходила без повода к тому, слабее кто. Но!..

Но сейчас это не о нем. Не орал он на ту, кто здесь, пред ним, не за рулем, но в халате белом. Кто смотрит, говорит спокойно, отчасти равнодушно наблюдая, как его грошовая душонка от ужаса смывается до пят.

– Прошу вас, может еще не поздно? Ведь есть же лечение! Дорогое? Пусть, денег я найду!
– Сперва нужно подтвердить еще раз ваш диагноз.
– Что, может, ошибка?

«Вряд ли» – отвечала она одним лишь взглядом.

– Такой регламент.
– О, боже! Ну за что?!

«За что?..» – где-то вторилось и ей, но теперь уж забывала, та рана шрамом зарастала.

Да, печальная судьба.

– Что же делать? – он дрожал.

Пауза, затем:

– Верующий ты человек? – она в ответ, отчасти даже свысока.
– Д-да… да. Да-да!! – палил он налево и направо, громко извергая ложь.

Ее едва заметная усмешка, но слеп и глух клиент был перед ней. Стоял, дрожал, молил и ожидал.

– Что, в церковь надо, да? В храм? За здравие свечу?..

Она не знала, как ответить, уже сама жалела, какой грех на душу брала. Теперь искала выход, молвив:
– Вы бы, уважаемый…
– Что, доктор, ну же, что?!..
– Постарайтесь, чтобы все те, кого вы обидели, вас простили.
– Кто?.. Кого?..
– Некоторые, думаю, уже.
– Правда? – уже сам не понимал, что он отвечал.

Поникший до края, уже ощущая могилы обрыв,, он вышел на воздух открытый, но дышалось едва – вокруг никого. Потоки людей и машин, огни и сигналы – все летело мимо куда-то, сама жизнь его покидала.

Она вниз смотрела в окно, когда озноб пронзил вдруг тело ее, всю ее душу, непонятный озноб. Здесь внутри ей тепло, там снаружи сыро, будто темно.

Срывались нервы ее! Бегом неслась она вниз по ступеньках, не опасаясь споткнуться, упасть, расшибиться.

Вот он – воздух открытый, но дышать тяжело.

Вот он – обернулся всей массой, смотрит, страшится даже спросить – зачем она здесь?

– Вы!.. Простите, это!..
– Что? – хомяк терялся в догадках.
– Это ошибка. Наша, моя! Врачебная. Вы здоровы.
– ?!..
– Физически, точно! Все, мне пора.

Она резко обратно пошла. Он нагнал. Спросил раз десять, двадцать и сто:

– Правда? Доктор, это правда?
– Да, – уже спокойно она отвечала, резко руку отдернув, которую тот хотел лобызать.

Он что-то еще тараторил, несвязных мыслей поток с его жирных губ исходил. Благодарил. Ее и ангелов сверху. В то время как снизу…

Здесь! Севши опять за баранку, – всего лишь минута или пять как минуло, – он, уверовав снова, что жизнь – это вечно, это всегда, уже кому-то как прежде сигналит, орет:
– Да куда же ты лезешь, урод?!

. . .

Уж праздный вечер биомассив предвкушал, как пацанов-братанов позовет, как водку всем разольет. А там, гляди, свою нерадивую бабу побьет.

Но та все поймет. Знать, любит, раз бьет.

. . .

(Июль 2023 года)